Последний пророк

Началась пустыня. Мне она представлялась совершенно иной: пески, высокие барханы, какой-нибудь саксаул, верблюжья колючка… До самого горизонта лежала плоская бурая равнина, поросшая клочьями рыжей травы и кривыми невысокими деревцами. Песка не было. Вместо него на растрескавшемся грунте толстым слоем лежала пыль. Легкого ветерка хватало, чтобы густое желтое облако поднялось до неба и медленно оседало вниз. Зрелище смертельно унылое. Голая бугристая земля с красноватыми экземными проплешинами. Куртины жухлой травы, запорошенной песчаной пудрой. Змеистые трещины в грунте, ползущие в разные стороны. Иссушенные, скорченные мумии деревьев. Где величественные лунные пейзажи? Где романтика Экзюпери? Мертвый, околевший кусок суши. И небо — не синее, как в Каире, а прозрачно-голубое, размытое, водянистое. Раскаленное добела или такое же негодное, мертвое, как земля внизу. Между ними — мерцающее марево, жидковатый непрозрачный воздух. В нем, казалось, можно утонуть, как в воде. Впрочем, иногда мы пролетали сквозь пышные рощи олив и финиковых пальм. Попадались и убогие деревеньки. Жалкие глинобитки с плоскими крышами ютились у дороги, как нищие. Сквозь кое-как замазанные прорехи виднелись рахитичные кости перекрестной дранки. Стоило, наверное, сильно топнуть ногой, чтобы эти строения рассыпались в прах. Иногда на пороге дома сидел морщинистый терракотовый старик в лохмотьях, едва прикрывавших хрупкий скелет. Казалось, у него уже нет сил подняться. Мы видели истощенную молодую женщину, которая безразлично мочилась, закрыв голову подобием юбки. Рядом с нею играл в пыли вялый заморыш с огромной головой на тонкой шейке — ребенок. Облезлая собака копошилась в пыли, пытаясь что-то разгрызть. Верблюд с плешивыми боками, пошатываясь на длинных тонких ногах, объедал чахлый кустарник. Мы на своем черном «ягуаре» были здесь чем-то вроде миража. Настолько невероятным, что на нас не обращали внимания. Или пустыня, превратившая этих людей в безвольные скелеты, отняла у них способность удивляться?

— Посмотрите только, какая нищета! — с горечью сказал Юсуф. — Правительство ничего не сделало для них. И не собирается делать. Немногие доживают до пятидесяти лет. Читать и писать умеют единицы. Французы хотя бы открывали школы, силой загоняли туда детей. Теперь никаких школ нет. Вообще ничего нет. Взгляните вон туда, влево!

На горизонте отчетливо рисовался силуэт римского акведука. Поморгав, я поверил, что он мне не кажется.

— Видите? При римлянах здесь были плодородные поля. Сохранилась вся их ирригационная система: каналы, акведуки, искусственные водоемы. Двое французов, Дюваль и д'Аршак, по заказу отца составили подробнейшую карту. Между прочим, Дюваль — профессор Сорбонны. Он написал книгу «Живая пустыня». О том, как римляне занимались здесь ирригацией.

— Как же они это делали? — вдруг заинтересовалась моя жена с заднего сиденья.

— По-разному. Рыли глубокие колодцы. Здесь же, под землей, — огромное пресное море. В некоторых местах вода подходит совсем близко к поверхности. Вы слыхали о проектах орошения Сахары?

— Конечно. Но ведь они остались на бумаге, — блеснула эрудицией Таня. — Это слишком дорого.

— Смотря для кого, — возразил Юсуф. — Отец собирался купить все эти земли — тысячи гектаров, которые считаются бесплодными. И разбить здесь виноградники. У нас есть отличные сорта винограда, и местные, и французские. Приедем в Хаммарат, обязательно попробуете наше вино. У меня отличный погреб. Первые виноградники здесь разбили финикийцы. А римляне наладили уже массовый экспорт. И вино, и оливковое масло. Так что опыт есть, можете не сомневаться.

Очевидно, планы у мсье Мохаммеда Курбана были огромные. И средства тоже. Человек с такими планами и средствами должен иметь много врагов.

— Кроме того, — продолжал Юсуф, увлекшись, — римляне умели собирать и хранить дождевую воду. Дожди здесь, сами понимаете, — большая редкость, но если уж льет, то льет. Строили специальные крытые резервуары. И, естественно, подводили воду с гор, из пресных источников. Триста пятьдесят километров акведуков! Даже дорога, по которой мы едем, проложена римлянами. Ей две тысячи лет, и никакого ремонта!

— Невероятно! — подала голос Ариадна Ильинична. — Но сколько людей погибло, когда все это строили…

— Не надо считать мертвых, Ари, — резко бросил он. — Считать надо живых. И думать тоже о живых.

Некоторое время ехали молча. Местность не изменялась, но античные развалины стали появляться чаще. Промелькнули колонны храма, высокие пролеты еще пары акведуков. Действительно, когда-то здесь было все по-другому. Правда, очень давно.

— Неужели тут можно заниматься сельским хозяйством? — спросил я. — По-моему, все же не очень рентабельно. Как вам кажется?