Последний прыжок

— Убит?! — испуганно выкрикнул он, подъехав к Тимуру.

— О землю ударился, — с трудом скрывая разочарование, ответил Тимур, — лошадь убита.

— А где остальные?

— Удрали.

— Собаки! Вперед! Красные идут следом. Истамбек бежит. Спасайся!

Схватив поводья коня Тимура, Атантай повел его за собою. Тимур, вскочив на лошадь позади седла, стал поддерживать бесчувственного Насырхана.

* * *

В небольшой долине, у подножия горы Босбутау, собрались басмачи, уцелевшие от разгрома шайки в бою под Ренжитом. На нескольких потниках, с седлом под головою, лежал пришедший в себя Насырхан-Тюря. Около ложа Насырхана стояли Истамбек, мулла Мадраим, Атантай и Тимур. Человек двадцать басмачей — все, что осталось от двух «эскадронов», — сидели где попало, держа в руках поводья нерасседланных лошадей. Лошади торопливо щипали траву, басмачи молчали, хмурые, озлобленные и в то же время испуганные, готовые в любую минуту сорваться в паническое бегство.

— Где Мадумар? — скорее простонал, чем спросил Насырхан.

— Ранен в самом начале, — ответил Атантай. — Удалось ли ему от красных уйти, знает только один аллах.

— А Эффенди?

Все промолчали. Истамбек безнадежно махнул рукой. Насырхан, борясь с приступом боли, закрыл глаза и тихо проговорил:

— Наклонись ко мне, мой Истамбек.

Истамбек опустился на колени у изголовья Насырхана. Остальные отошли в сторону. Насырхан чуть слышно спросил Истамбека:

— По-прежнему ли ты тверд в нашем деле, мой Истамбек?!

— Война всегда война, благородный Насырхан, — суровым тоном ответил Истамбек. — Сегодня они нас, завтра, если захочет аллах, мы их. Я буду тверд до конца.

— Сейчас ты останешься один. Я пока не воин. Но и лечась у табиба, я остаюсь ляшкар-баши. Я прикажу моим мюридам, и у тебя снова будут сотни воинов. Мои посланцы будут искать тебя здесь, около Босбутау. Будь тверд и продолжай борьбу, но береги людей, собирай силы. Скоро сюда приедет Гаип Пансат со своими воинами, да и я к тому времени смогу держаться в седле. Запрети своим джигитам даже между собой говорить о том, что я разбился. Весть о несчастье, случившемся со мною, не должна просочиться в народ. Пусть мусульмане думают, что я здоров и сам веду в бой воинов газавата. Понял?

Истамбек вопросительно взглянул в глаза Насырхана-Тюри. Он хотел переспросить, но вдруг, уловив невысказанную Насырханом мысль, в знак согласия приложил руку к груди и поклонился.

Насырхан приказал:

— Позови сюда молодого джигита, который спас меня.

Истамбек жестом приказал Тимуру приблизиться. Так же, как и Истамбек, Тимур встал на колени около изголовья Насырхана.

— Ты храбр, предан мне и достоин награды. Скажи, чего ты хочешь? — спросил Тимура Насырхан-Тюря.

— Я хочу всегда быть с вами, — ответил Тимур.

— Пока я болен, со мною будет только Атантай, — искривился в болезненной улыбке Насырхан. — Не к лицу молодому воину сидеть без дела в хижине табиба. Служба мне — это твой долг, а не награда. Скажи еще.

— Когда вы покорили Зоркент, — вдруг вспомнил Тимур, — кто-то захватил девушку по имени Зульфия. Я давно люблю ее. Отдайте ее мне.

— Вот это награда воина, — снова улыбнулся Насырхан-Тюря. — Девушка сейчас у муллы в Ак-су. Она принадлежит Атантаю. Но я скажу, и он отдаст ее тебе, когда ты возвратишься, выполнив мое поручение.

— Слушаюсь и повинуюсь, — склонился в поклоне Тимур.

— Поезжай, найди Гаип Пансата. Немедленно приведи его сюда, к Босбутау. Через десять дней Гаип Пансат и его воины должны быть здесь. Сможешь ты сделать это?

— Сделаю, учитель.

— Приведешь Гаип Пансата, девушка будет твоя. Возьми лучшего скакуна из уцелевших после боя. Я жду тебя, мой верный мюрид.

11. Посланец Гаип Пансата

В кабинете Лобова, кроме Бельского, Тимура и Лангового, было всего человека четыре — ближайшие помощники Лобова. У Бельского была забинтована голова, у Лангового — правая рука.

— Все, что ты нам рассказал, Тимур, очень интересно, — после долгой паузы заговорил Лобов. — И действовал ты правильно. То, что ты не смог уйти с Насырханом дальше, конечно, осложняет дело. Но тут уж ничего нельзя было сделать. Самое опасное положение у тебя было в момент отступления в привалках, когда ты раздумывал, стрелять тебе в Насырхана или в его лошадь. Правильно сделал, что не застрелил Насырхана. В глазах темных, обманутых им людей он тогда остался бы мучеником за веру, святым человеком. Наша задача — до конца разоблачить его в глазах народа. Это лучше всего можно будет сделать тогда, когда он сядет на скамью подсудимых. Да и кроме того, пристрели ты Насырхана, пристрелили бы и тебя. Атантай или кто-нибудь другой с удовольствием сделали бы это. А отдавать жизнь чекиста за жизнь подлеца, даже такого крупного, как Насырхан-Тюря, — слишком дорогая цена.

Наступила короткая пауза. Тимур был смущен и обрадован похвалой Лобова.

— Но ты уверен, Тимур, что у Насырхана тяжелый перелом руки? — задал вопрос Лобов.