Он нагнулся и осмотрел поломанные кусты малины. Осмотрел землю, стараясь не мять траву. Можно ли считать вмятину на краю канавы местом преступления? Теперь это уже не так важно. Даже если следы и остались, их смыло ливнем. Зеленый плащ доходил до бедер; под плащом на нем были темно-синие джинсы и высокие зеленые болотные сапоги. Он попытался одернуть на себе дождевик, чтобы дождь не мочил джинсы, но тщетно. Обе штанины потемнели от дождя, и всякий раз, меняя положение, он испытывал неприятное ощущение: джинсы липли к ногам. Капюшон упал на лицо, как забрало шлема; когда нужно было повернуться, приходилось разворачиваться всем корпусом. Кроме того, он вынужден был свободной рукой сдвигать капюшон назад, чтобы видеть что-нибудь, кроме подкладки. Фрёлик вздохнул, выпрямился и зашагал к другим следователям.
– Не знаю, – сказал он.
Больше ему ничего не нужно было говорить. Остальные прекрасно его поняли. Возможно, здесь в самом деле произошло убийство, но, с другой стороны, так же вероятно, что в этом месте продирался сквозь заросли олень.
– Во всяком случае, одежды нет, – сказал Иттерьерде, самый старший из их группы, кривоногий, сутулый, длиннорукий, с мощным, почти бочкообразным торсом. – Франки, ты уже брал отпуск?
Не снимая капюшона, Фрёлик покачал головой.
– Не ездил ловить большую щуку?
– Я больше люблю форель, – ответил Фрёлик, знавший о страсти Иттерьерде – ловле щук.
– А щука тебе ни разу не попадалась?
– Нет, – ответил Фрёлик, глядя на дождь. – Ужение на муху – само по себе искусство. Надо найти нужное место, выбрать наживку и не сдаваться, пока не клюнет.
– Щуку все равно ловить труднее, – не сдавался Иттерьерде. – В воскресенье я поймал рыбину на четыре кило!
– Я никуда не могу уезжать по воскресеньям, – объяснил Фрёлик. – Мой босс совсем не интересуется рыбной ловлей.
– Четыре кило, – повторил Иттерьерде. – Пришлось убить ее двусторонним молотком; я лупил ее по башке, пока кожа не треснула, а потом упаковал ее в черный мешок для мусора, положил на дно лодки и еще два часа рыбачил. Когда я вернулся, моей старушки не было дома. Я положил щуку в раковину и написал записку: мол, почисть ее и приготовь к ужину рыбные котлеты! Моя хозяйка вернулась, взяла нож, а щука вдруг как захлопает хвостом и как выпрыгнет на пол! Представь, она полдня дышала воздухом, потом валялась в сухой раковине, но на полу извивалась и щелкала челюстями, как голодный крокодил!
Фрёлик устало улыбнулся.
– Наверное, твоя щука из тех, что ест детишек, которые купаются в реке, – сухо заметил он.
– Думаешь, я вру? – обиделся Иттерьерде. – А ведь убить щуку очень трудно! Они живут как в джунглях. В засуху зарываются в ил. Когда в июле реки пересыхают, их становится видно – лежат себе в иле, только глаза торчат. Любители щук изо дня в день за ними охотятся, но они живучие! Потом начинаются дожди, щуки всплывают, бьют хвостами, что твои киты, и привет! – Иттерьерде не улыбался. Его лицо избороздили глубокие морщины. Он стеснялся своих некрасивых зубов и говорил почти не разжимая губ. От этого к его лицу словно приросло вечно недовольное, мрачноватое выражение, и даже самые нелепые рыбацкие байки в его устах звучали правдоподобнее.
Фрёлик кивнул и посмотрел на небо.
– До засухи еще далеко, – заметил он. – Ну, что нам удалось найти?
– Смятую пустую банку из-под кока-колы, – прочел Иттерьерде по составленному им списку. – Использованный презерватив – его размыло водой, и он расползся. Несколько клочков бумаги, судя по всему, обрывки сигаретных пачек… кучу ржавых пивных крышек… и электромотор, по-моему, от водяного насоса.
– Кому понадобилось выбрасывать водяной насос? – удивился Фрёлик.
– Кому угодно, если он сломался, – ответил Иттерьерде и кивнул в сторону кромки воды неподалеку. – Погоди, вот вернутся водолазы… Нас завалят угнанными машинами и трейлерами!
– Нам нужны только свежие улики, – устало напомнил Фрёлик, не переставая стирать чернильное пятно с ладони. – Одежда, женское вечернее платье… может быть, ажурные чулки и тому подобное… нижнее белье… и украшения.
Иттерьерде уныло покачал головой. Вдруг к ним подошел молодой констебль, который что-то держал в руках. И Фрёлик, и Иттерьерде повернулись к нему. Дождь капал с козырька его фуражки; одна капля висела у него на носу. Парень протянул им свою находку: женскую туфлю на высоком каблуке, в грязи и земле.
– Она, наверное, пролежала в лесу три зимы, не меньше, – мрачно сказал Иттерьерде. Повернувшись к Фрёлику, он глубоко вздохнул. Выходит, напрасно они рылись в грязи под проливным дождем. – Внести туфлю в список?
Констебль, принесший находку, застыл по стойке «смирно». Примерно так же стоял и Фрёлик, чтобы не чувствовать, как промокшая одежда липнет к телу.
– Еще запиши два пустых пластиковых мешка, – сообщил констебль.