Последний рассвет одиночества

— Откуда тебе известно? Ты там без году неделя, и вообще, по сути, ничегошеньки о нем не знаешь. А касательно одиночества, оно до поры до времени. Как дело к сороковнику пойдет, так гормоны и взыграют с новой силой.

Сестра смахнула слезу.

— Людок, ты чего? Ну прости меня, я не хотела тебя обидеть. Это из-за моих слов, да? Не бери в голову, ты же знаешь, я дура, всегда говорю не подумав. Людок… Прости.

— Ты здесь ни при чем.

— А почему ревешь?

— От обиды. На ситуацию.

— Ты точно влюблена, сначала смеешься, теперь слезы льешь.

— Мне было лет шесть, а тебе четыре, когда мать первый раз отправила нас к бабушке в деревню. Ехать жутко не хотелось, но родители планировали провести отпуск в компании друг друга, следовательно, дочурок требовалось пристроить на свежий воздух. У бабушки в буфете стояла банка варенья из грецких орехов.

— Помню, помню, став постарше, мы им объедались.

— Это потом, а в тот приезд нам разрешалось съедать не больше трех ложечек вечером с чаем. Целыми днями я ходила возле буфета, гипнотизировав взглядом банку с вожделенным вареньицем. Иногда становилась на табурет, брала банку в руки и боролась с искушением открыть крышку и начать орудовать ложкой. Ни о чем другом думать не могла. В висках так и стучало: «Варенье! Варенье! Варенье!» И хочется и колется, вроде и банка близко — можно подержать, понюхать, повертеть, но нельзя попробовать ее содержимое. Смотри, а на большее не рассчитывай. Вот такая же ситуация сейчас с Виктором. Он рядом, ходит, разговаривает, смеется, а я не могу к нему подойти, потрепать его по волосам, провести ладонью по щеке. Маринка, это мучение, приятное, но все же мучение. Как быть?

— Мое мнение ты уже слышала.

Внезапно Людмила вскочила.

— Слушай, у меня же есть его фотка.

— И молчишь?

— Из головы совсем вылетело. — Алимова выбежала в коридор.

Вернулась с маленькой цветной фотографией в руке.

— Конечно, я поступила не совсем хорошо, но это было выше моих сил. У Леонтьевых на комоде стоит много рамок с фотографиями, и я не удержалась, позаимствовала снимок Виктора.

— Да ладно, будь проще, подумаешь, фотку стырила, делов куча.

Алимова протянула фотографию и стала следить за реакцией сестры.

Марина схватила снимок, скорчила гримасу.

— У-у-у… думала, увижу молодого Алена Делона, а здесь… Симпатичный, внешность не отталкивающая, но, как бы сказала бабушка, не королевич.

— Смеешься? Ты посмотри, какие глаза.

— Глаза как глаза, ничего особенного. Среднестатистический парниша, не претендующий на звание первого красавца. Слушай, а он, случайно, не косит?

— Отдай фотографию.

— Ну, Людок, шучу я. Где твое чувство юмора? Рот у него классный, обожаю мужиков с красивыми губами. А вот прическа могла бы быть и получше. Знаешь, ему бы очень пошли короткие волосы. В общем и целом — экземплярчик неплохой. Одобряю.

— Премного благодарна.

* * *

Незаметно пролетел апрель, подошел к концу май. Людмила так сильно прикипела к девчонкам, что создавалось впечатление — она знает их не пару месяцев, а нянчит с самого рождения.

Ниночка отвечала Алимовой взаимностью. Малышка боготворила Люсю, считала ее своей лучшей подругой. Вчера вечером, после сказки на ночь, заявила:

— Люся, а у тебя есть подруги?

— Почему ты спрашиваешь?

— Я хочу, чтобы ты стала моей лучшей подругой. Ты согласна?

— Договорились, с этого момента мы с тобой — неразлейвода.

С Оксаной дела обстояли не так радужно, как с младшей дочерью Леонтьева. Ксюша продолжала капризничать, показывать зубки и ни в какую не желала сближаться с Людмилой.

На все попытки Алимовой протянуть руку мира Ксения зло бросала:

— Мне не нужна твоя дружба, у меня много подруг в школе.

— Давай хотя бы не будем врагами.

— Это от меня не зависит, — топала ножкой Оксана.

— Что я могу сделать, чтобы ты не воспринимала меня злой ведьмой?

Девочка долго смотрела перед собой.

— Уезжай к себе и больше у нас не появляйся.

— Знаешь, мне кажется, ты большая эгоистка, думаешь исключительно о себе.

— Неправда!

— Нет, правда. Выгоняешь меня, утверждаешь, что не нуждаешься в няньке, и совсем не думаешь о сестре.

— При чем здесь Нинка?

— Ты в доме не единственный ребенок.

— Я не маленькая.

— Вот опять — я. А как же Нина? Предположим на минутку, что я прислушаюсь к твоим словам и уеду восвояси. Неужели ты считаешь, что бабушка или отец не возьмут на мое место нового человека?

Оксана пожала плечами.

— Нине всего четыре года, она не такая самостоятельная, как ты, поэтому ей необходима моя помощь. Вспомни, как сама говорила, что была недовольна предыдущей няней. Хочешь, чтобы вместо меня в доме появилась очередная Наташа?

Ксюша опустила глаза в пол:

— Ладно, тогда давай договоримся. Ты возишься с Нинкой, а меня оставляешь в покое. Не бегаешь за мной, не нудишь и не учишь, как себя вести. Идет?

— Нет, не идет. Бегать за тобой я не собираюсь, нудеть тоже, а вот учить вас — моя прямая обязанность. Я за нее получаю деньги.

— А скажи, — Оксана посмотрела на Алимову хитрыми глазами, — если бы папка не платил тебе зарплату и попросил работать у нас бесплатно, ты бы согласилась?

Людмила задумалась.

— Почему не отвечаешь?