Последний рассвет Тарайи

Зор пытался разжать крепкую хватку, но ничего не выходило. Соперник не производил никаких действий, но держал крепко, сдавливая, что казалось, кости вот-вот захрустят. Они упорно погружались на дно, подхватываемые мощными вирами. Зор каждый раз делал огромное усилие, чтобы вынырнуть, затем снова погружение и снова движение вверх, отягощенное тяжелым грузом. Наконец удалось на одном из поворотов зацепиться за корягу и выбраться на берег. Серый мёртвым грузом повис, не реагируя ни на что и не двигаясь. Разжав кое-как цепкую хватку, Зор оттолкнулся сильно ногами от недвижимого противника, тот безвольно опрокинулся на спину, безжизненным стеклянным взглядом, уставившись в пасмурное небо. Чужак был мёртв – это Зор понял сразу, как увидел его сильно потемневшее неестественно перекошенное лицо. Рухнув на песчаный берег, тяжело дыша, Зор провожал взглядом быстро несущиеся хмурые облака. Запал боя стал понемногу спадать, и сильная боль вдруг навалилась, пронзая всё тело, сковывала, не позволяя больше двигаться.

***

Зор открыл глаза. Чистое ночное небо мерцало яркими искрами далёких звёзд. Он приподнялся на локтях, сел. Тело ныло остаточной болью. Несколько глубоких порезов покрылись бурой рельефной коркой. Рваная окровавленная одежда представляла собой жалкое зрелище. Штаны еще были целы, а вот верх весь в лоскуты, больше от порезов конечно и полностью испачканный кровью. Он сбросил с себя остатки рваной ткани,

поднявшись на ноги, глубоко вдохнул, огляделся по сторонам. Чужак лежал неподвижно у кромки воды. Зор подошел ближе, присел на корточки, внимательно посмотрев в его лицо. Сейчас он мог хоть и в свете луны, но уже внимательнее разглядеть противника. Да, черты лица были странными немного: слишком резкие, торчащие широкие скулы, тонкий острый нос и полностью исчезнувший взгляд побелевших глаз.

Зор не испытывал к нему сейчас почти никаких чувств – ни жалости, ни ненависти, ни страха, хотя отголоски странного сожаления все же были, но это сожаление было таким же непонятным, как и этот воин.

Он провел по его лицу ладонью, опустив веки, схватил за руки и потащил дальше от воды вверх по песчаному склону. Каждое движение, усилие – давались уже не с привычной ранее лёгкостью, а с пульсирующей болью.

Дотащив тело до небольшого пологого холмика, уложил его в центре, обошел со всех сторон, чуть поправил, сложив ноги вместе. Осмотревшись, поднял валявшийся рядом небольшой гладкий овальный камень и положил ему на грудь, чуть отошел, критично посмотрев на тело. Немного поразмышляв, хмуря брови, поднял еще один камень, положил рядом…

Почти до самого рассвета Зор собирал по округе камни, обкладывая ими мертвеца. Когда солнце чуть выглянуло из-за гряды, он притащил последний достаточно крупный валун и бережно водрузил его в центр на самую вершину образовавшейся горы чуть выше человеческого роста.

Зор бросил прощальный взгляд на каменную пирамиду и быстрым шагом направился в сторону реки, нырнул в воду, поплыл на противоположный берег. Он спешил скорее ко вчерашнему месту битвы, боялся не успеть, но к чему именно – не понимал.

Несмотря на безумие прошедших событий и измотанное тело, Зор бежал довольно быстро. В груди начинало неприятно щемить, что предательски сводило скулы, оттого он еще сильнее ускорялся, позволяя встречному ветру выбивать влагу из глаз.

Холм встретил молчаливой пустотой. Зор взбежал на вершину, на мгновение зажмурился. Вырванный дерн из земли, невысокая – до того зеленая трава была сплошь покрыта бурой засохшей кровью и более ничего, ни останков тел сирхов, ни серых чужаков.

Внезапно навалилась сильная усталость. Зор вдруг осознал, что убил человека. Это понимание ударило по разуму неожиданно внезапно, что стало гадко на душе. Почему он это сделал… Он только сейчас понял, что, не раздумывая бросился спасать неразумных сирхов, оказавшихся беспомощными, словно малые дети перед безжалостным матерым противником. Да, он спасал именно их – тех, кто накануне желал смерти и ему, кто устроил на него охоту. Но он четко понимал и разделял эту разницу, словно сирхи и были теми неразумными детьми – вредными, строптивыми, озлобленными, но детьми, а вот странные чужаки виделись ему как раз грозным, четко понимающим суть – врагом. Врагом чужим по сути, состоявшимся, безжалостным, видящим нужную правильную для себя цель, четко понимая причину и следствие. Да, это было именно так и для этого не нужно было каких-то доказательств, это знание шло из глубин души, он было явным и истинным.

– Прости меня, кто бы ты ни был, – прошептал юный гариец еле слышно, мысленно обращаясь к поверженному им чужаку, и направился в сторону гряды, откуда накануне пришел. До оговорённой встречи с Тарайей оставалась еще одна ночь.

Глава 7

Зор стоял на вершине у склона в долину, где недавно встретил сирхов и размышлял, наблюдая за вьющимся дымом вдалеке.

Солнце уже скрылось за горизонтом, но все еще яркое зарево хорошо освещало долину.