Читаем Последний раунд полностью

Игорь круто повернулся и в два прыжка очутился у зенитного орудия. Усевшись на жесткое металлическое сиденье наводчика, сощурившись, как на стрельбище, простым глазом рассматривал на шоссе танки, выбирая себе подходящую цель. И в этот миг над головой в небе послышался знакомый надрывный гул самолетов. Гул быстро нарастал, вплетаясь в густой лязг и скрежет надвигающихся танков, дрожал и, вырастая в мощный рев, подавлял, глушил другие звуки.

- Летят!.. Ой, бомбить будут! - Лариса, задрав побледневшее лицо вверх, невольно стала пятиться от орудия. Она хорошо знала, что такое бомбежка.

Миклашов взглянул в небо и увидел немецкие самолеты. Они нависли над батареей, изготавливаясь для бомбометания. Игорь, не отрывая глаз от самолетов, торопился скорее поднять ствол орудия в небо.

- Снаряды!.. Снаряды! - крикнул он санитарке. - Быстрее!

Лариса отрешенно уставилась на Миклашова, потом, сообразив, чего же от нее требуют, втянула голову в плечи, пригибаясь, подбежала к раскрытому снарядному ящику.

- Я сейчас… Сейчас принесу!..

Первый немецкий самолет, склонив крыло, озаренный лучами солнца, мягко нырнул вниз, и гудящий, свистящий рев хлестнул в уши. Миклашов разворачивал длинный ствол орудия, видел, как от самолета отделились небольшие продолговатые предметы и, чуть покачиваясь, отвесно полетели вниз. Они падали и росли на глазах, становились похожими на железнодорожные шпалы, тяжелые и темные…

Миклашов спешил. Орудийный ствол длинным указательным пальцем взметнулся вверх и поспешно стал выбрасывать в небо, в живой круг, бледно-фиолетовые стрелы трасс, и они лопались там, высоко, возле тяжелых птиц, удивительно белыми клочьями ваты.

Сделав полукруг, первый самолет, сверкая черно-белыми крестастыми крыльями, на мгновение остановился, а потом сразу начал почти отвесно падать, хищно вытягиваясь тупой мордой вперед, прямо на орудие, на Миклашова, на Ларису, и она видела, ощутила огневой запах и почти осязала кожей, как эта сверкающая ревущая громадина мчится к земле. В эти короткие секунды сержант Миклашов автоматически выполнял обязанности всех номеров - хватал из рук Ларисы увесистый снаряд, заряжал, наводил, прицеливался и стрелял…

- Снаряды!! Давай, давай!.. - кричал Миклашов санитарке, и сам, оторвавшись от прицела, срывался с места, бросался к снарядным ящикам, подтягивал их поближе к орудию.

Самолеты пикировали один за другим на орудие с густым отвратительным воем. Потом этот вой сменял звенящий режущий свист падающих бомб. Свист обрывался тяжелым уханьем разрывов… Взрывы мешали прицельно стрелять. Осколки с визгом и шипением вспарывали воздух, секли ветки деревьев, царапали нагретый орудийный ствол, проносились рядом, обдавая горячей струей.

- Что?! Съели?… Не нравится! - в нервной радости выкрикивал Миклашов, видя, как немецкие самолеты увиливают от вспыхивающих белопенных разрывов. - У нас не пройдешь!..

В те минуты горячего азарта, опьянения боем Миклашов не мог знать, что орудие Червоненко и весь расчет уже перестали существовать. Туда ворвался тяжелый танк и начал давить гусеницами перевернутое орудие, мертвых, уползающих раненых… Сержант не знал, что перестал существовать и НП батареи, а сам лейтенант Оврутин, оглушенный, присыпанный землей в своем окопе, неуклюже полусидел у вздрагивающей стенки с осколком в груди. Миклашов не знал, что орудие Петрушина еще яростно огрызается, но там в живых осталось всего три человека - да и те ранены, двое из них отбиваются гранатами от наседающих немецких пехотинцев, просочившихся в тыл, а третий, сам командир орудия, ведет огонь по танкам.

- Снаряд! Скорее снаряд!.. - Миклашов оторвался от прицела и, не скрывая раздражения, уставился на санитарку. - Снаряд!

Лариса стояла рядом - усталая, ей осколком распороло на бедре брюки, и в косой разрыв защитной ткани узкой полоской проглядывала розовая кожа. Лицо перемазано глиной и копотью, лишь блестят расширенные глаза, она тяжело дышала, хватая воздух открытым ртом:

- Все!.. Нету больше…

- Что?!

- Нету снарядов!..

Миклашов спрыгнул с сиденья и понесся к плоским деревянным ящикам. Хватал их и, по весу чувствуя их пустоту, яростно швырял в сторону. Последний ящик Игорь в сердцах пнул носком сапога, но тот лишь немного сдвинулся. Миклашов легко вздохнул: в раскрытом ящике лежали два снаряда.

- Есть! Есть! - он схватил их и, прижимая к груди, побежал к орудию.

- Держи! - Игорь сунул один снаряд санитарке, а сам - к орудию.

Миклашов приник к прицелу. Самолет рос все больше и больше, заполняя весь прицел. Миклашов, затаив дыхание, сопровождал самолет, выбирая мгновение для выстрела, положив руку на спуск. И в такой важный момент кто-то дернул его за рукав. Игорь недовольно отмахнулся рукой, но его дернули снова, грубо и настойчиво. Миклашов, посылая проклятия, обернулся.

- Танки!.. - Лариса показывала протянутой рукой. - Сюда… на нас!!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека приключений продолжается…

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор / Проза
Недобрый час
Недобрый час

Что делает девочка в 11 лет? Учится, спорит с родителями, болтает с подружками о мальчишках… Мир 11-летней сироты Мошки Май немного иной. Она всеми способами пытается заработать средства на жизнь себе и своему питомцу, своенравному гусю Сарацину. Едва выбравшись из одной неприятности, Мошка и ее спутник, поэт и авантюрист Эпонимий Клент, узнают, что негодяи собираются похитить Лучезару, дочь мэра города Побор. Не раздумывая они отправляются в путешествие, чтобы выручить девушку и заодно поправить свое материальное положение… Только вот Побор — непростой город. За благополучным фасадом Дневного Побора скрывается мрачная жизнь обитателей ночного города. После захода солнца на улицы выезжает зловещая черная карета, а добрые жители дневного города трепещут от страха за закрытыми дверями своих домов.Мошка и Клент разрабатывают хитроумный план по спасению Лучезары. Но вот вопрос, хочет ли дочка мэра, чтобы ее спасали? И кто поможет Мошке, которая рискует навсегда остаться во мраке и больше не увидеть солнечного света? Тик-так, тик-так… Время идет, всего три дня есть у Мошки, чтобы выбраться из царства ночи.

Габриэль Гарсия Маркес , Фрэнсис Хардинг

Фантастика / Политический детектив / Фантастика для детей / Классическая проза / Фэнтези
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза