- Суп я тоже люблю. - Вовка облизнул пересохшие губы. - И с лапшой и с рисом. Но жареное куриное мясо вкуснее.
Курица притихла в его руках, и Вовка отчетливо ощущал ладонями, как тревожно бьется ее маленькое сердце.
- Вовка, крути ей голову, - сказал Санька как можно небрежнее, словно речь идет о чем-то самом обыденном.
- Что? - переспросил Вовка, бледнея.
- Режь курицу.
- Почему это я должен резать ее? - спросил Вовка тихим голосом.
- Потому, что у тебя тесак.
Вовка никогда в жизни не резал кур. Об этом он сказал Саньке.
- Я тоже никогда не резал, - признался Санька и вздохнул.
Вовка протянул брату хохлатку, но тот сделал шаг назад и хитро прищурился:
- Ты командир? Командир. Ну так давай показывай пример. А вот следующую курицу я зарежу.
Вовка молчал. Ему уже не хотелось ни жареной, ни вареной курятины. Но и выпускать курицу было жаль. Нахмурив брови, он сосредоточенно смотрел на хохлатку, потом задумчиво произнес:
- Может быть, у нее есть цыплята…
- Нет у нее цыплят, это не клушка, - ответил Санька со знанием дела. - Она просто яйца несет.
- Яйца - это тоже хорошо, - радостно согласился Вовка, - я люблю яйца, особенно всмятку. Давай подождем день, может, она нам снесет несколько штук, а?
- Не может она нести несколько штук, - возражал Санька. - Она только по одному, да и то не каждый день.
- Жалко, - сказал Вовка, поглаживая курицу.
Неожиданно сзади раздался писклявый голосок:
- А вы тоже немцы?
Вовка и Санька вздрогнули и обернулись. Из-за темной огромной печки выглядывала остроносая девочка лет пяти-шести. Растрепанные волосы торчали во все стороны, серые глаза были не по-детски суровы.
- Вот дура какая! - ответил Санька. - Какие же мы немцы?
- Тогда отдавайте нашу несушку, раз вы не немцы!
- А ты не врешь, что это ваша курица? - спросил Вовка.
- И чего я буду врать-то. Вон, погляди, у нее пятнышко.
Мальчики стали разглядывать курицу. В самом деле, на одном крыле было темное перо.
Девочка осмелела. Получив несушку, она деловитым тоном спросила:
- Вашу деревню тоже немцы сожгли?
Вовка и Санька молчали.
- А нашу деревню сожгли, - не дожидаясь ответа, серьезно сказала она. - Вон там стоял наш дом. Видите березку?
Девочка показала на обугленное дерево, то самое, которое недавно Вовка тряс, сгоняя курицу. Около него в куче пепла и золы стояла печь с высокой трубой.
- Тасюшка! Где ты, моя деточка? - раздался, словно из-под земли, сухой старушечий голос.
- Я тута, бабуня! - оживленно ответила девочка. - К нам пришли два мальчика. Ихнюю деревню тоже сожгли.
Из-за печки, опираясь на палку, вышла старуха. Высокая, жилистая, в рваной одежде. Она пристально посмотрела на ребят.
- Чьи будете?
Мальчишки притихли под ее строгим взглядом. Санька, забыв о договоренности, уже было открыл рот, чтобы сказать откуда и чьи они, но Вовка вовремя перебил его:
- Мы, бабушка, детдомовские.
Санька испуганно глянул на Вовку и проглотил слова, которые чуть не сорвались у него с языка.
- Это из какого же детдома вы будете? - сурово спросила старуха, подозрительно поглядывая на мальчишек.
- Как из какого?.. Из нашего, - чуть замешкавшись, ответил Вовка, - имени Горького…
В разговор вмешался Санька. Он поспешно назвал районный центр, куда не раз ездил с отцом и где действительно был детдом.
Старухины глаза стали добрыми. Она всплеснула руками.
- Горемышные! Аж оттуда и пешком шли?
- Шли, бабушка, - ответил Санька, входя в роль. - Чего ж нам было делать, раз отстали. Детдом-то уехал.
- Даже хлеба не было, - добавил Вовка, вспоминая сумку с едой, которую пришлось бросить в лесу. - Два дня ничего не ели.
- И-и, горемышные! - повторила старуха. - Еду-то найти здесь можно, да только не следует вам задерживаться. Тасюшка, - обратилась она к внучке, - отведи сироток к Серафимовне. У нее печка совсем цела. Пошарьте, авось чего найдете.
Друзья последовали за девочкой.
- А Серафимовна ругаться не будет? - опасливо спросил Вовка, оглядываясь по сторонам.
- Что ты? - возразила девчушка. - Ихнюю семью немцы сожгли. Со всей деревни только мы с бабушкой остались.
В печи действительно стояло несколько чугунков с едой, каравай домашнего хлеба и две крынки с топленым молоком.
Вовка и Санька, к удивлению девочки, опорожнили два чугунка и обе крынки и, кряхтя от удовольствия, улеглись тут же на грязной широкой лежанке.
Подошла старуха.
- Не зазевывайтесь, сиротки, - озабоченно сказала она, - отдохнули малость - и с богом. У нас тут опасно. Немцы кругом. Земля смертью дышит. Вон там, у Черного озера, наши с немцами бой вели, - она показала в сторону березовой рощи. - Туда не ходите, там снаряды всякие и мины, надысь Степанидину корову там разорвало. И туда не ходите, - она показала в противоположную сторону. - Там за лесом, на ржаном поле, немцы кольев понатыкали, колючкой железной вокруг пообтянули и согнали туда, изверги окаянные, множество люду. Вышки понастроили с пулеметами и пушками. Каждый божий день стреляют наших, ироды проклятые, чтобы у них руки поотсохли, глаза повылазили!