Последний ребенок

Раз в неделю ему разрешалось видеться под надзором с матерью. Они шли в парк, сидели в тени. Каждую неделю мать приносила письма от Джека. Он писал по меньшей мере раз в день, иногда чаще. Никогда не жаловался, как плохо ему в том месте, куда его отправили. Никогда не описывал, чем занимается, какой у него распорядок дня. Джек писал в основном о том, как ему жаль, как ему стыдно, а еще о том, что Джонни был единственным светлым пятном в его жизни. Вспоминал, что они делали вместе, какие планы на будущее строили, и просил о прощении. Этими просьбами заканчивалось каждое письмо.

«Джонни, пожалуйста».

«Скажи, что мы друзья».

Джонни прочитывал все, но не отвечал, и письма ложились в коробку из-под обуви под кроватью в приемном доме.

– Ты должен ему написать, – сказала однажды мать.

– После всего, что случилось? После того, что он сделал?

– Джек – твой лучший друг. Его отец сломал ему руку. Подумай об этом.

Джонни покачал головой.

– Он мог сказать мне. У него был для этого миллион возможностей.

– Джек – еще ребенок. Вы оба – просто дети.

Джонни посмотрел на назначенную судом надзирающую, и в голове у него завертелась некая мысль.

– Ты простила сына детектива Ханта?

Она проследила за его взглядом. Надзирающая сидела за соседним столиком, и ей было явно не по себе в слишком тяжелом для лета голубом платье.

– Сына Ханта? – рассеянно повторила мать. – Он тоже совсем еще юный.

– Ты встречаешься с детективом Хантом?

– Завтра похороны твоего отца. Как я могу с кем-то встречаться?

– Думаю, это было бы нормально.

Она сжала его руку и поднялась.

– Пора. – Надзирающая уже шла к ним. – У тебя есть костюм? Галстук?

– Да.

– Они тебе нравятся?

– Да.

Остались считаные секунды. В следующий раз они встретятся, чтобы похоронить своих близких, тех, кого они любили больше всего. Надзирающая остановилась в нескольких футах от их столика, показала на часы, и на ее лице отразилось что-то похожее на сочувствие.

Мать отвернулась, пряча блеснувшие в глазах слезы.

– Заеду за тобой пораньше.

Джонни взял ее руку и осторожно сжал.

– Я буду готов.

* * *

Похоронную службу провели двойную. Отец и дочь лежали рядом. Благодаря содействию Ханта вход на кладбище временно перекрыли, чтобы защитить родных от назойливых зевак и прессы. Священник был другой – не тот краснолицый толстяк, который запомнился Джонни, а молодой человек, худощавый и серьезный, в безупречно белом одеянии. Он говорил о выборе каждого и силе Божьей любви.

Силе.

Слово прозвучало звонко и певуче, так что Джонни кивнул, произнося его.

Сила Божьей любви.

Он кивнул, но не отвел глаза от гробов и высокого голубого неба.

Высокого пустого неба.

* * *

После похорон прошло три недели. Кэтрин стояла во дворе ухоженного домика с двумя спальнями. В доме была крытая веранда, две ванных и самый большой, самый зеленый двор из всех, какие только она смогла найти. Кухню недавно переделали. Неподалеку, на той же улице, стоял дом, в котором Джонни прожил всю свою жизнь, кроме последнего года. Она надеялась купить его, но деньги по страховке мужа могла получить только после того, как определится, что делать со своей жизнью. И чем зарабатывать для себя и сына.

Кэтрин посмотрела вдоль улицы и отвернулась. Здесь был шалаш на дереве, а через задний двор пробегал ручей.

Им хватит.

Из дома в мокрой от пота рубашке вышел Хант. В волосах, на макушке, застрял кусочек стекловолокна. Подойдя к ней, он повернулся и посмотрел на дом.

– Надежно. Симпатично.

– Думаете, Джонни понравится?

– Думаю, понравится. Да.

Кэтрин опустила голову.

– Джонни вернется домой завтра. Нам понадобится какое-то время. Ну вы понимаете… Побыть вдвоем. Найти какой-то ритм.

– Конечно.

– Но через месяц или около того вы могли бы прийти на обед.

– Это было бы чудесно.

Кэтрин кивнула. Она нервничала, стыдилась, робела и вообще чувствовала себя неуверенно.

– Правда хороший дом?

– Прекрасный, – ответил Хант, не сводя глаз с ее лица.

Эпилог

Летний зной уже стал смутным воспоминанием, когда Джонни и Кэтрин поехали в Хаш Арбор. Была суббота, вторая половина дня. Они ехали, а деревья высились над ними с обеих сторон. Впереди сквозь кроны пробивался солнечный свет, и они уже видели гранитные столбы и кусты ежевики.

– Поверить не могу, что ты сюда приходил.

– Успокойся, мам.

– Здесь же могло случиться все что угодно.

Джонни поднял руку.

– Кладбище там.

Они проехали как можно дальше, потом вышли, и Джонни повел мать по вырубке.

– Детектив Хант сказал, что его похоронили здесь на прошлой неделе. Деньги дал какой-то друг его матери. – Краска на калитке все еще сияла белизной. – Надо бы приехать, постричь траву.

– Пожалуйста, не надо, – забеспокоилась Кэтрин, но Джонни уже обдумывал поездку.

Могила Ливая Фримантла выделялась свежей землей.

Рядом с ним, под новым надгробием, лежала его дочь.

– София, – сказал Джонни. – Так ее звали.

Они посмотрели на другой могильный камень. На нем стояли даты рождения и смерти. И короткая надпись.

Ливай Фримантл

Последний из детей Айзека