Последний ребенок в лесу

Но вот вступили в действие другие силы. Города продолжали закладывать какое-то количество крупных парков и после Второй мировой войны, но обычно это происходило на завершающем этапе строительства. При этом парки становились все менее естественными и были рассчитаны скорее на организованный спорт. Ни дети, ни природа в последнее время не находятся в центре внимания городских дизайнеров. Вероятно, в начале XX века с детьми и с природой считались больше. Но, начиная с того времени, ни игровые площадки, ни парки не успевали за ростом городского населения (судя по размерам отводимой площади). И в то же время эти места общественного пользования становились все боле бесцветными, плоскими, «законопослушными» и скучными — в их дизайне не учитывались особенности естественной природной среды. Уолч отметила, что дебаты по поводу разрастания городов не принимали во внимание природу как таковую: новый тип урбанистического мышления рассматривает жизнеспособность городов только с точки зрения энергоресурсов, транспортных перевозок, обеспечения жильем и инфраструктурой.

До недавнего времени даже писавшие о природе писатели не обращали внимания на города и городские окраины. «Не так давно, еще в 1990-х годах, мы могли прочитать 900 страниц о природе, написанных 94 писателями и собранных Нортоном в книге „Писатели о природе“ (Norton Book of Nature Writing), и едва ли задумывались о том, что множество людей проводят большую часть своей жизни в городах», — сообщает Los Angeles Times в блестящей статье об одном из приверженцев природно-урбанистического движения, натуралисте Дженифер Прайс, авторе книги «Карты полетов» (Flight Maps). В этой книге Прайс утверждает, что «нельзя охранять природу и виды, которым грозит опасность исчезновения, не обдумав, как сделать благоприятными для жизни места, где живут большинство людей». Это движение уходит далеко вперед от системы традиционной охраны парков и приходит к новому представлению о городском планировании, архитектуре и восстановлении утраченного человеком. Times рассказывает о «широкомасштабной и, по всей видимости, непреклонно идущей вперед конгломерации групп общественности, архитекторов, городских планировщиков, инженеров, писателей, служащих и политиков, которые приступили к действию в едином стремлении восстановить реку [систему рек Лос-Анджелеса] и не дать ей превратиться в простую канаву».

Времена меняются. Уолч говорит о восстановлении «былой силы и очарования городов» с помощью возвращения на их территорию животных. Ее взгляды базируются на философии о правах животных. По ее мнению, города выиграют оттого, что восстановят свою естественность, став и городами для животных. «Граница между человеком и животным в последнее время разрушилась, — пишет она. — Критика науки последовавшего за Просвещением периода подрывает представления о разрыве цепи человек-животное и отражает антропоцентрические и патриархальные корни современной научной мысли. Глубокое проникновение в мыслительные процессы животных и их способности открывает невероятную сложность их поведения, в то время как изучение социальной жизни человека, его биологии и поведения говорит о его сходстве с животными. Притязания на уникальность человека становятся в значительной степени безосновательными».

Некоторые из нас (к их числу принадлежу и я) менее комфортно чувствуют себя при мысли о пересмотре взаимоотношений в мире природы. Мы не вполне готовы принять закон о равных правах на жилище с опоссумом. И тем не менее мы признаем, что лишенная естественного природного элемента городская и пригородная среда плохо действует на наших детей и на нашу землю. Больше всяких споров нам необходимо естественное возобновление контактов. Здесь даже перемирие будет прогрессом.

Города и пригороды не настолько лишены природы, как представляется. Их связывают с ней более глубокие корни, о которых мы не всегда знаем. В 2002 году New York Times сообщила об остатках девственных лесов, до сих пор существующих на территории Бронкса и Квинса. 425–450-летнее 23-метровое тюльпановое дерево в Квинсе является старейшим представителем живого мира в Нью-Йорке. В парке Пелхэм Бэй в Бронксе, как сообщает The Times, «редкие птицы и растительность нежатся среди деревьев, произрастающих с XVIII века». Но нелогично обращаться с городскими районами как с заповедниками. «Мы останемся в выигрыше, если поймем, что люди и животные могут сосуществовать во многих местах. В Америке огромной неуправляемой экосистемой является именно пригород», — пишет биолог Бен Бридлав, занятый планированием сосуществующих сообществ.