Последний ребенок в лесу

За время создания этой книги я слышал, как многие взрослые красноречиво и благоговейно описывали ту роль, которую сыграла природа в их раннем духовном развитии, и как с годами эта связь становилась все глубже и глубже. Многие делали все для того, чтобы передать эту связь детям, но на их пути возникали трудности. Как объяснить одухотворенность природы, или, скорее, нашу одухотворенность при контакте с природой, не вдаваясь при этом в витиеватые объяснения библейских сюжетов, не увязая в сложных толкованиях их значений? Задача эта действительно трудная — ведь нужно передать то простое благоговение, которое мы чувствовали, будучи детьми, когда, лежа на спине, разглядывали облака или смотрели на горы.

Но есть тропинка, которая выведет и из этих зарослей.

Несколько лет тому назад группа религиозных деятелей, в которую входили протестантский священник, католический священник, раввин и имам, встретилась в моей гостиной, чтобы обсудить проблемы воспитания детей. Во время этой встречи раввин Мартин Левин, представитель конгрегации Бет-Эля, дал замечательное определение духовности: быть духовным — значит не переставать изумляться. «Повторяя слова профессора Авраама Иошуа Хешеля, великого учителя нашего века, — сказал он, — я скажу, что нашей целью должно быть стремление прожить жизнь в постоянном изумлении. Хешель делал все, чтобы его ученики, вставая поутру и глядя на мир, понимали, что все, что нам дано, дано недаром. Все — феноменально, все — невероятно. Никогда не относитесь к жизни как к обыденности. Быть духовным — значит изумляться».

В старых текстах духовная жизнь ребенка принималась как должное. Свои поиски Бога Авраам начал еще ребенком. И в Библии говорится, что «слава Божья на Небесах возвещается устами детей и младенцев». Исайя предвидел будущее, когда «волк возляжет рядом с ягненком и леопард рядом с младенцем, и ребенок поведет их за собой». Иудейский мистицизм дает описание утробного плода как посвященного в секреты вселенной, которые он забывает в момент рождения. В Евангелии Иисус говорит: «Пока не станете как дети, не войдете в царство небесное». Склонные к мистицизму поэты Уильям Блейк и Уильям Вордсворт, как и многие другие, связывали духовность с природой. Еще в детстве Блейк заявил, что видел пророка Иезекииля, сидящего на дереве (за что был строго наказан). Еще он рассказывал о дереве с ангелами, которые сидели на ветвях и пели. В поэзии Вордсворта есть описания трансцендентного опыта ребенка среди природы. В стихотворении «Ода: откровения о бессмертии из воспоминаний раннего детства» он писал:

И было время, когда луг, и роща, и река, —
Все на земле, куда ни бросишь взгляд,
Казалось мне небесным светом озаренным
И в блеске, в свежести мечтаний представало.

Конечно, найдутся те, кому подобные описания покажутся лишь эффектной фразой. Зигмунд Фрейд, атеист, считал подобный мистицизм возвращением на более раннюю стадию развития, как он говорил, «океаническими ощущениями» материнской утробы. Эдвард Гофман писал в книге «Видения невинности: духовный опыт детей и вдохновение» (Visions of Innocence Spiritual and Inspirational Experiences of Children): «Фрейд расценивал детство как время, когда наши низменные, самые анималистические импульсы сильнее всего». Дети были, по мнению Фрейда, лишь движимыми инстинктами механизмами для кровосмесительных вожделений и самоудовлетворений. Куда уж там до крылатых ангелочков на деревьях!

Карл Юнг, ближайший друг и единомышленник Фрейда, порвал с ним в 1913 году и предложил иное представление о психике человека, сложившееся под влиянием восточной философии, мистицизма и волшебных сказок. Юнг считал, что человек настраивается на мистический опыт восприятия во второй половине жизни. «Похоже, что позднее Юнг несколько изменил это положение», — считает Гофман. В своей автобиографии «Воспоминания, мечты, размышления» (Memories, Dreams, Reflections) Юнг вспоминает, как в возрасте семи или девяти лет он сидел в одиночестве на камне у деревенского дома и спрашивал себя: «Являюсь ли я тем, кто сидит на этом камне, или я камень, на котором он сидит?» Однако, кроме этого воспоминания о своем детстве, Юнг мало что мог сказать о своей детской духовности. «В этом отношении, — пишет Гофман, — он был, к сожалению, типичным представителем основного направления психологии и ее терапевтических ответвлений».