Последний ребенок

Напор был слабый, но вода горячая. Джонни постоял под душем, вымылся, потом осмотрел швы на груди. Кожа покраснела и сморщилась — шрамы останутся навсегда. Он причесался материнской расческой, а когда вышел, Хант еще был в комнате.

— Лучше?

— Ее еще нет?

— Ей нужно решить, ненавидит она меня или нет.

Джонни кивнул. Хант сказал то, что обычно и говорят взрослые.

— А можно спросить?

— Конечно.

Они сидели рядом на краешке кровати. После долгого душа на ладонях, там, где были волдыри, слезала кожа.

— Джек верит, будто кое-что случается не просто так, а по какой-то причине.

— Ты спрашиваешь об Алиссе?

Джонни не знал наверняка, можно ли сказать, о чем идет речь, а потому просто пожал плечами. Хант вначале как будто напрягся, а потом расслабился, словно принял некое решение.

— В низине, за лесом, на участке Джарвиса, нашли семь тел. Детей. Ты ведь уже знаешь?

— Мама рассказала.

Хант снова замялся, потом достал из кармана пиджака фотографию. Посмертную, сделанную во время вскрытия, фотографию Мичума — от груди и выше, без одежды, лежащего на металлическом столе.

— Ты этого человека видел с Джарвисом?

Лицо после смерти ввалилось и было совершенно бесцветным, но Джонни узнал его и кивнул.

— Почему ты решил, что он — полицейский?

— Он носил наручники и оружие на поясе. Как обычно носят копы.

Хант убрал фотографию.

— Этот человек работал охранником в торговом центре. Они с Джарвисом вместе служили во Вьетнаме. Обоих уволили за недостойное поведение с лишением наград и привилегий. Ходили слухи…

— Какие слухи?

— Нехорошие.

Джонни пожал плечами. Он и сам кое-что слышал.

— Они были плохими людьми, делали плохие вещи и продолжали бы их делать, если б не ты.

— Не я спас Тиффани. Я уже говорил.

Хант посмотрел в окно.

— Если б Джарвис не отвлекся на тебя, не вышел на улицу, Тиффани не удалось бы проскользнуть мимо дома. Он поймал бы ее и убил. И она лежала бы в той низине вместе со всеми остальными. Джарвис и Мичум продолжали бы убивать и, может быть, убили бы еще несколько человек. Или даже многих. Я знаю одно: остановил их ты, оказавшись на той улице тогда, когда оказался.

Джонни почувствовал взгляд Ханта у себя на макушке, но поднять голову не смог.

— Тебя не было бы там, если б с Алиссой ничего не случилось. — Детектив положил руку ему на плечо. — Может быть, это и есть причина. Может быть, Алисса умерла, чтобы другие дети жили.

— Джек верил, что Фримантла прислал Бог.

— Столько проблем, как у Джека, у подростка быть не должно.

— Еще он думал, что Бог наслал ворон, чтобы напугать его, а Фримантла прислал, чтобы Джек осознал, что натворил.

— Насчет этого я ничего сказать не могу — не знаю.

— Когда я молился последний раз, то попросил у Бога три вещи. Чтобы мама перестала принимать таблетки и чтобы наша семья собралась дома. Это сбылось.

— Ты назвал только две просьбы.

Джонни поднял голову, и лицо его окаменело.

— Я молился, чтобы Кен Холлоуэй умер. Чтобы умер медленной и ужасной смертью. — Он помолчал, его темные глаза сияли. — Чтобы умер в страхе.

Хант открыл было рот, но Джонни заговорил раньше. Он рассказал, как погас свет в глазах Кена Холлоуэя. Как поднялись вороньи тени, как мелькнуло что-то темное.

— Это мое желание исполнил Ливай Фримантл. Думаю, для того Бог и прислал его.

* * *

После встречи с адвокатом сына Хант приехал к тюрьме, грубому, тяжелому и ничуть не привлекательному строению, занимавшему целый городской квартал неподалеку от здания суда. Где-то там находился сейчас Аллен. Держался он хорошо; сначала, когда впервые рассказывал обо всем отцу, были слезы — раскаяния, сожаления и стыда; потом, когда они вместе отправились в полицейский участок, нашлись смелость и твердость. В последний раз Хант видел сына перед тем, как их разделила тяжелая стальная дверь. Он выключил мотор и направился к главному входу. Сдал оружие, и его пропустили. Хант знал тюремных охранников, и они знали его. Кто-то похлопал детектива по спине, кто-то сочувственно кивнул, а кто-то — по крайней мере один — наградил холодным, неприязненным взглядом.

— Мне нужно его увидеть.

— Вы же знаете, что это запрещено, — сказал дежурный — крупный, обходительный мужчина.

Хант знал.

— А передать ему кое-что можете?

— Конечно.

— Скажете ему, что я здесь?

Дежурный откинулся на спинку стула.

— Я позабочусь, чтобы он услышал это.

— Скажите ему сейчас. Что я не был здесь, а сейчас здесь. Скажите.

— Это так важно?

— Разница есть. Я подожду.

* * *

Выйдя из тюрьмы, Хант присел на лавочку в двух кварталах от нее. Над ним расстилалось высокое, беззвездное небо. Дом — раковина. Через несколько минут зазвонил телефон.

— Не разбудил? — спросил Трентон Мур. — Впрочем, это вряд ли. — Он помолчал. — Слышал о твоем сыне. Сочувствую.

— Спасибо, док. Ты мне не просто так позвонил?

— Вообще-то нет. — Он откашлялся, но называть причину звонка почему-то не спешил. — Э… У тебя есть минутка?

* * *