— Половину этих записей не разобрать, а между тем здесь может быть важная информация, значение которой ваш сын не понимает в полной мере. Нужно, чтобы он поговорил со мной.
Кэтрин взяла листки с записями сына, просмотрела, потом стала читать более внимательно. Время шло, но Хант ждал. Закончив, она испуганно взглянула на него.
— Если он ответит на ваши вопросы, это поможет нам с соцслужбой? Или только навредит?
— Вы должны довериться мне.
— Оставить сына для меня сейчас важнее всего.
— Важнее даже, чем вернуть Алиссу?
— Хотите сказать, что это еще возможно?
— Ваш сын, как мне представляется, обнаружил неизвестного прежде педофила. Умного. Осторожного. Здесь может быть связь.
— Считаете, шансы есть? — с некоторым сомнением спросила она.
— Не знаю.
— В таком случае я должна в первую очередь думать о том ребенке, который у меня есть.
— Я беспокоюсь о вашем сыне.
Кэтрин выдержала его взгляд.
— Хотите, чтобы мы доверились вам? — спросила она резким, звенящим голосом.
— Да.
— Доверились полиции?
— Да.
Кэтрин шагнула к Ханту, сунула ему в руку листки.
— Вы хотите поговорить о некоем неизвестном педофиле. Умном. Осторожном. Общавшемся с человеком, едва не убившим моего сына… — Она ткнула ногтем в чернильные каракули, разобрать которые могла только мать. Хант наклонился и прищурился. Ее бледное лицо превратилось в маску гнева и страха. — Вот это слово. Видите? Это не «кон» и не «код». Ничего подобного. Это «коп». Человек, который приходил к Бертону Джарвису, — коп. — Оттолкнув руку детектива с зажатым в ней листком, Кэтрин отступила к сыну. — Разговор окончен.
Хант ушел. Оставшись с сыном, Кэтрин долго смотрела на него, но не спрашивала ни о перьях, ни о записках, ни о вещах, о которых говорил детектив. И хотя румянец сошел с ее щек, выглядела она спокойной и собранной.
— Помолись со мной, Джонни.
Глядя, как мать опускается на колени, Джонни ощутил вспыхнувший глубоко в груди огонек злости. Только что она на мгновение стала сильной; еще секунда, и он проникся бы гордостью за нее…
— Ты молишься?
— Да.
— С каких это пор?
Она потерла ладони о джинсы.
— Думаю, я уже позабыла, как это хорошо.
Джонни слушал, и ему казалось, что эти слова произносит кто-то другой. Как легко у нее получалось: свернуть в сторону, поднять руки и устроиться так, чтобы стало легче…
— Он не слушает, — сказал Джонни.
— Может, надо дать ему еще один шанс?
Джонни посмотрел на мать с отвращением и нескрываемым разочарованием. Пальцы сжали бортик кровати с такой силой, словно могли согнуть металл.
— Знаешь, о чем молился я? Каждую ночь, пока не понял, что Богу нет до меня никакого дела? Знаешь?
Это прозвучало жестоко и безжалостно, и Кэтрин, застигнутая врасплох неожиданным вопросом, покачала головой.
— О трех вещах. Я молился о том, чтобы вся наша семья собралась дома. Я молился о том, чтобы ты перестала принимать таблетки. — Мать попыталась возразить, но Джонни не дал ей такой возможности и холодно, без запинки добавил: — Я молился о том, чтобы Кен умер.
— Джонни!
— Я молился об этом каждую ночь. За семью и дом. За то, чтоб не было таблеток. И чтобы Кен Холлоуэй умер медленной и мучительной смертью.
— Пожалуйста, не говори так.
— О чем не говорить? О Кене Холлоуэе? О том, что я хочу его медленной и мучительной смерти?
— Не надо.
— Я хочу, чтобы он умер со страхом в сердце. Чтобы на себе испытал, каково быть беззащитным и запуганным. Я хочу, чтобы он отправился куда-то, откуда уже никогда больше не сможет нас тронуть. — Кэтрин несмело дотронулась до его волос — ее печальные глаза повлажнели, — и Джонни оттолкнул ее руку. — Но Бог ведь не об этом, да? Молитва не вернет домой Алиссу. — Он сел повыше. Злость распалилась в гнев, а гнев быстро вызвал слезы. — И папу не вернет. Молитвой не согреешь дом и не остановишь Кена. Бог отвернулся от нас. Ты сама так говорила. Помнишь?
Кэтрин помнила. Холодной ночью, когда лежала на полу в опустевшем доме с разбитыми в кровь губами, а в другой комнате Кен наливал себе выпить.
— Может быть, я была не права.
— И ты можешь так говорить? После всего, что мы потеряли?
— То, что дает нам Бог, не может быть абсолютным. Он не дает всего, чего мы хотим. У Бога устроено по-другому, иначе было бы слишком легко.
— У нас ничего не было легко!
— Неужели ты не понимаешь? Всегда есть что терять. — Она с мольбой в глазах потянулась к его руке, но Джонни отдернул руку, и ее пальцы сжали бортик кровати. Свет полыхнул у нее на волосах. — Помолись со мной, Джонни.
— О чем?
— Чтобы мы остались вместе. Чтобы отпустили прошлое. — Кэтрин так сжала бортик, что побелели костяшки пальцев. — Помолимся о прощении.
Она долго всматривалась в его глаза, но ждать ответа не стала. Голова ее склонилась, и губы произнесли тихие слова. Не раз и не два она оглядывалась на Джонни — посмотреть, закрыл ли он глаза и присоединился ли к ней в молитве. Но в лице сына не было и намека на прощение.
Ничего похожего на желание отпустить прошлое.
Глава 25