Последний рейс

Пошел я. Снег, грязь. Очень трудно карабкаться по сопкам.

В оперативной комнате Штаба встречает меня человек весь в нашивках, чем-то смахивающий на Кальтенбруннера, всматривается в меня.

– А! – очевидно, узнал. – Мне настоящий капитан нужен.

– Придется вам побеседовать со мной. Согласно приказу начальника БМП я полностью заменяю капитана, который сейчас болен.

– Вы трезвый?

Я был трезв, как тщательно промытое стеклышко, ибо находился в глухой завязке больше двух месяцев. А два месяца, проведенные в работе и полнейшей трезвости, это для меня то, что для нормального человека год в Карловых Варах, то есть нервы в замечательном состоянии.

– Вы почему отказываетесь две тысячи тонн картошки брать?

– Потому что не можем.

– Кубатура трюмов, товарищ Конецкий? Узнал, сука! Сейчас он мне даст прикурить!

– Каких? – невинно спрашиваю.

– Всех.

Объяснил, что можем взять «без выхода на палубу» 100 тонн в номер один, 500 тонн в номер три, 800 тонн – в номер четыре, это учитывая осадку в 4,5 метра для прохода бара Колымы.

– Про осадку не думайте, выкиньте ее к черту из головы.

– Простите, не могу не думать. И с кем имею честь?

– Жеребятьев я.

– Очень приятно, что сразу на вас попал. Мне вот надо подписать технические акты о навале «Адмирала Макарова» на нас вчера.

– Подписывайте у юридического представителя. Инженер Суханов здесь? – Это начальник спрашивает у свиты.

– Здесь Суханов.

– Идите к нему сами. – Интонация явно такая, когда посылают куда как дальше, нежели к юристу.

Еще с одним удельным князем познакомился. Но посещение Штаба оказалось полезным.

Да, забыл еще такой фрагмент разговора. Жеребятьев:

– Я сказал принести РДО, которое вы получили из пароходства.

Я:

– От Плотникова? О запрещении нам грузить здесь тяжеловесы?

– Да.

Тут я здорово протабанил, ибо забыл взять эти радиограммы. Попытался вывернуться, но получилось неуклюже:

– Радиограммы адресованы нам, а тайна переписки…

– Тогда сообщите номера этих РДО.

– Не могу я их помнить наизусть.

– Тогда идите вы…

– Всего доброго.

Пришла журналистка Галина Фомичева. Час проговорили. Все допытывалась, кем я себя больше ощущаю – писателем или судоводителем.

Старый вопросик. Обе эти профессии для меня – сестры. Не плавая, я не мог бы писать книги.

Честно говоря, морская работа в силу ее определенной и жесткой специфики за долгие годы приносит ограниченность. В этом виноваты и плохие книги на судах, и запаздывание информации, особенно в такие вот пиковые, как сейчас, моменты общественной жизни, и постоянная оторванность от берега, от крупных культурных центров, что для каждого человека, а для писателя особенно, не может не играть отрицательной роли.

Безнадежно скучно, если не открываешь форточку во весь разноцветный мир мира…

18.09. 05.20. Встал в такую рань, ибо в каюте остановились часы. Очевидно, не выдержали бесконечных переводов взад-вперед.

Когда открыл глаза, то представил себе, как «Макаров» разрывает свой вельбот о срез нашего полубака, и поймал себя на маленькой подлости, ибо почувствовал удовольствие от видения.

Утренний чай оказался вовсе нелепым – буфетчица тоже протабанила и никого не разбудила. Сардельки холодные и неочищенные.

Такое начало дня.

После того как Юрий из-за болезни перестал принимать пищу в кают-компании, старпом то и дело появляется на завтрак в подтяжках. Раза два я стерпел, а потом приказал являться в форме. Он невозмутимо объяснил мне, что надевает форму только в родном порту из уважения к мостику…

Наш эскулап приволок этакого московского Склифосовского – здесь бешеные деньги зарабатывает, невропатолог. Совместными усилиями сделали Юрию Александровичу новокаиновую блокаду.

Как только врачи исчезли, Юрий – мне:

– Схему навала начертили?

– Нет.

– Надо.

– Но мастер «Тикси» фото успел! Отличные фото – прямо замедленное кино.

– К рейсовому отчету в пароходстве надо будет приложить. Николай Яковлевич Брызгин схемы любит.

– Это точно. Есть, будет чертежик.

– Что с оплатой перегрузочных работ?

(Разгрузка и погрузка не дело экипажа – дело портовых грузчиков, вообще «берега». Потому матросики – а в нашем случае штурмана и механики – должны получать деньги.)

– Главный диспетчер порта предложил полторы тысячи рублей.

– За шестьсот восемьдесят тонн?! Начальник порта мне обещал две с половиной тысячи.

– Это он вам обещал.

– Значит, лишнюю тысчонку разделило портовое начальство?

– Ясное дело. Посоветуете к прокурору идти? Мне хватит разговорчика с Жеребятьевым. И вообще, стоп-токинг! Вот вам снотворное, и конец связи, Юрий Саныч!

Он послушно проглотил горсть таблеток, для чего ему пришлось приподнять башку. И сразу от боли физиономия стала серее солдатских кальсон. Даже стон-писк прорвался.

Действует эта чертова блокада или чего-нибудь другое эскулапы кольнули?

Я посидел пару минут у его койки, прижимая голову бедолаги к подушке. Он вроде начал дышать спокойнее.

Но тут без стука ворвался в каюту начрации – принес с берега пачку радиограмм и передал устный приказ Штаба о подготовке судна к погрузке на палубу 12 тяжеловесов.