Последний ряд, место 16

Михайлов взял с бокового столика маленькую бутылочку с водой, одним движением открыл ее и поставил перед Эльдадом. Тот сделал глоток.

– Спасибо! – Лейтенант вернул бутылочку на стол и повернулся к Дане: – Простите, но у вас нет права делать заявления от имени израильской полиции.

– Делать заявления? – Дана дернула плечиками. – Я не делала никаких заявлений. Я просто попросила господина Михайлова рассказать, как он убил Антона Голованова. Это интересует и меня, и полицию Израиля в целом, и Следственное управление иерусалимского Штаба в частности. Разве не так, господин лейтенант? – Эльдад промолчал, а Дана бросила взгляд на часики. – Давайте не будем терять время. Не забывайте, что у нас есть всего пятнадцать минут.

– Рассказать о том, как я убил Голованова? – Михайлов шумно вздохнул и откинулся на спинку кресла. – Хорошо, я расскажу.

Эльдад Канц решил, что ослышался. От неожиданности он громко икнул и впился глазами в бизнесмена. В глазах Михайлова бесновались озорные огоньки. Он взял еще одну бутылочку, резким движением свинтил крышку и сделал долгий глоток.

– После того как Антон Голованов ушел от меня с десятью тысячами евро, я, как уже говорил, собрал совещание. На нем присутствовали все мои заместители, заведующие отделами и некоторые главные специалисты. Совещание началось без четверти час и продолжалось до двух часов дня. В четырнадцать ноль пять я сел в машину и поехал домой. Обедать. Простите, госпожа стажер, в котором часу стреляли в Голованова в зале кинотеатра?

Он повернулся к Дане и растянул в деланой улыбке тонкие губы. Дана ответила такой же улыбкой.

– Примерно в четырнадцать тридцать семь.

– Спасибо! – кивнул Михайлов. – Домой я приехал около половины третьего. Там меня уже ждали супруга и трое коллег. Мы выпили немного хереса. Мне привезли из Малаги херес Fino. Прекрасный ароматный букет. Лучшего аперитива нельзя пожелать. После этого мы сели за стол. Мой повар приготовил роскошную утку по-пекински. Он уговорил меня купить новую печь для кухни и горел желанием доказать, что трата была не напрасной. Мои друзья хотели поговорить за обедом о делах. Мы собирались договариваться о разделе акций в новой компании, но, когда они попробовали утку, решили отложить все деловые беседы до кофе. Ровно в четырнадцать тридцать шесть я вышел из-за стола. Якобы в туалет. На самом деле я пошел в гостиную. Открыл там окно и выстрелил. Пуля полетела по очень замысловатой траектории от моего дома на улице Арлозорова[62] до… Как назывался кинотеатр, в котором убили этого журналиста? – он повернулся к Канцу.

– Cinemax, – мрачно ответил лейтенант, чувствуя, что стал участником какой-то нелепой комедии, за которую ему еще придется отвечать.

– До кинотеатра Cinemax, – закончил Михайлов. – Там пуля проникла в фойе, оттуда в зал. Уж не знаю, как именно. Может быть, проскочила под дверью, а может быть, через будку киномеханика. И угодила прямо в сердце журналиста Голованова.

Михайлов сделал жест рукой, показывая, как пуля пробивает сердце журналиста, и повернулся к Дане.

– Вас устраивает такая версия?

Дана улыбнулась в ответ.

– Нет. Эта версия мне не нравится.

– Хорошо, – продолжал юродствовать Михайлов. – Тогда предложу другую. Ровно в четырнадцать часов и тридцать шесть минут я вышел из-за стола, оторвавшись от утки по-пекински, поднялся на крышу своего дома. Надел плащ супергероя и взлетел. За одну минуту я достиг кинотеатра Cinemax. Никем не замеченный, я проник в зал номер… Простите, господин лейтенант, в каком зале шла демонстрация фильма?

– В зале номер три, – ответил Эльдад Канц, размышляя с мрачным видом, не должен ли он прервать эту нелепую комедию, извиниться перед Михайловым и покинуть офис.

– …в зал номер три, – продолжил Михайлов. – Там я застрелил российского журналиста Голованова и все так же, никем не замеченный, вылетел обратно. В четырнадцать тридцать восемь я приземлился на крыше своего дома и вернулся к утке по-пекински. А мои жена и глупые бизнес-партнеры считали, что я выходил в туалет. Как вам эта версия, госпожа стажер?

Он сделал ударение на слове «эта».

– Лучше. – Дана кивнула, наклонила голову и стала похожа на строгую учительницу, принимающую переэкзаменовку у безнадежного прогульщика. – Но не годится. Кроме того места, где вы стреляете в Голованова, все остальное, извините, чепуха.

– Но третьей версии у меня нет, – Михайлов картинно развел руками и сделал глоток из бутылочки. – Более ничем помочь вам не могу.

– Третья версия есть у меня.

Эльдад Канц бросил злой взгляд на Дану, которая, произнеся эту фразу, открыла сумочку и запустила туда руку, явно что-то разыскивая.

– Отлично! – Михайлов бросил быстрый взгляд на часы. – У вас осталось три минуты на ее изложение. Простите, но у меня совещание. Боюсь, в приемной уже собрались люди.

– Хорошо, – согласилась Дана. – Тогда я потороплюсь.

Она достала из сумочки японский нож с яркой желтой ручкой[63] и показала его Михайлову.

– Вы позволите?

– Что именно? – удивился Михайлов.

– Воспользоваться этим ножом.

Жестом радушного хозяина Михайлов развел руками.