Последний Рим, или Конец лжепророка

Попрание подлинного божества влекло за собой подмену его ложными божествами. Так, греческий культ Геи-Земли неожиданно вытесняется культом божества почвы. И вот уже богиня Деметра буквально "попирает ногами Землю" (Callim. hymn VI 57). У римлян таким божеством "собирающейся родить нивы" стала Теллус – богиня-корова с фаллическими чертами культа (о чем говорит само имя богини). Рее-Теллуре приносилась в жертву стельная корова, – обряд, демонстрирующий жестокость и грубость религии зверей, уничижающей достоинство живой природы. Культ Афины-змеи еще продолжает носить внешне земледельческий характер, однако, это уже явный культ животного божества (культ змей). Все новые праздники новых божеств сопровождаются ритуальными действиями оскорбительного по отношению к Земле свойства, пренебрежительным отношением к святости связи полов и почтением к новым, чужим божествам. Указанная подмена осуществляется сверху, жрецами, либо даже самим государством.

"Государственная религия стремилась закрепить Деметру" (Богаевский Б.Л. Земледельческая религия Афин. Т. 1. С. 114).

Появляются такие «божества», как Ге-Пандора, Деметра-Пандора. В первом случае сохраняется имя божества Земли, во втором оно уже совершенно отсутствует. Такова технология подмены. Пандора – искусственное синтетическое существо, «всеодаренная», то есть обладающая сразу множеством достоинств, но качество этих достоинств определяется мерками животного божества. Синтез добродетелей новой богини религии зверей по существу делают эту богиню сфинксом, постоянным символом религии зверей. Тот же прием используется для формирования образа божьей матери. Эпитетами богородицы становятся сами названия сфинкса, и она именуется "честнейшая Херувим, славнейшая без сравнения Серафим". Описание херубов и серафимов дает нам описание сфинксов. По существу, это женский вариант сфинкса, дополняющий его мужскую ипостась, сфинкса-лжепророка.

Традиционно богородица изображается с младенцем на руках, что, на мой взгляд, свидетельствует о молохистических истоках культа богини-коровы, составной части сфинкса. Младенец символизирует преимущества млекопитающих животных, он – символ самого способа вскармливания младенца молоком уподобляющего человека животному-млекопитающему. Так богиня-корова становится матерью всего питающегося молоком человеческого стада и получает эпитет заступницы, скорбящей о бедах человеческих (Ср. Деметра – богиня-мать). Существует и другой смысл символа младенца в руках богини. Младенец изначально символизировал богатство, изобилие плодов, и Иерархия использовала эту символику для выражения собственной заинтересованности в жатве Земли. Богатство Земли должно было стать богатством закромов Иерархии. Все растущее количество душ, населяющих Землю, соотносилось с рогом изобилия, с богатой жатвой, с будущим богатством временных хозяев Земли, или попросту грабителей. Отсюда популярность подобной символики. Изображение рога изобилия, наполненного плодами разного рода, образ богини, увитой плодами и цветами, – традиционная тема европейского искусства. Постепенно гирлянды цветов перерождаются в оливковую ветвь, и вот перед нами уже христианская богородица в своем скорбном наряде, символизирующем мысли о смерти.

Еще один аспект символики плодов – утверждение потребительского отношения к природе. Вот так это выглядело у лжепророка:

"Земля, питающая многократно сходящий на нее дождь и произрастающая злак, полезный тем, для которых и возделывается, получает благословение от Бога; а производящая тернии и волчцы – негодна и близка к проклятию, которого конец – всесожжение" (Евр. 6).

При этом лжепророк сам себе противоречит. С одной стороны, презирает природу за ее готовность к акту совокупления, с другой стороны, торопит Землю стать почвой, приносящий плод, который губитель собирается украсть. Бесплодие почвы должно повлечь неадекватный гнев губителя, предусмотрительно называемый гневом господним. В точно таком же ключе действует и новозаветный "сын божий".

"Поутру же, возвращаясь в город, взалкал; и увидев при дороге одну смоковницу, подошел к ней и, ничего не нашел на ней, кроме одних листьев, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла" (Матф., 21).

Проявление чисто губительской сущности лжепророка, засушающего живое дерево по своей прихоти, усугубляется моралью, которую извлекает лжепророк из собственного действия:

"Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его.

И тот, кто упадет на этот камень, разобьется, а на кого он упадет, того раздавит" (Матф., 21).

Страшная сущность животного божества заставляет его произносить страшные слова, от которых пробегает мороз по коже. Разбойник исповедует грабеж, он настроен враждебно к местному божеству и его твореньям – людям. Он грозит расправой и намерен получить чужой плод во что бы то ни стало. Недоговорки и всегдашний налет тайны, сопутствующей сфинксу, призваны скрыть его подлинные цели.