Читаем «Последний римлянин» Боэций полностью

Автор «Утешения», сетуя на суровость судьбы, сначала осмысливает все происшедшее с ним как столкновение любящего философию, добродетельного человека с «многочисленным воинством глупости»[103]. Однако далее это расплывчатое и, как явствует из высказывания самого Боэция, «традиционное» объяснение причин несчастий уступает место рассказу о конкретных событиях, предшествовавших осуждению «последнего римлянина». Перед читателем предстает картина беспорядков и беззакония, царящих в государстве, причем виновниками их, по мысли философа, являются варвары (хотя король и не упоминается). Осуждая их, Боэций выступает как представитель римской аристократии, находящийся в оппозиции к существующему режиму.

Боэций повествует о несправедливости государственного управления, находящегося в руках бесчестных людей, подобных королевскому управляющему Тригилле. Он сетует на «остающуюся безнаказанной жадность варваров и сопутствующие ей бесконечные козни»[104], на грабежи, погубившие имущество провинциалов, и непомерные подати. Более того, по мнению Боэция, королевская власть тоже покоится на непрочной основе, ибо опирается в своих действиях на лживые показания клеветников. В этих условиях уже невозможно надеяться не только на сохранение какой-либо свободы, но и на простое уважение к человеческому достоинству. Перед ним разверзается потрясшая его истина: угасла слава римского имени. И невозможно добиться правды в государстве, «где кто-то возводит новые лживые доносы, а честные люди, оцепенев от страха при виде ужасной несправедливости по отношению к нам (Боэцию и его сторонникам. — В. У.), повержены; бесчестные же поощряются безнаказанностью злодеяния к наглости, а наградами — к свершению преступлений»[105].

Потерпела крушение не только жизнь Боэция, обрушился казавшийся незыблемым мир, вскормивший его. И тогда перед ним встает вопрос: может ли вообще человек найти счастье и обрести хоть какую-нибудь устойчивость в этом «жизненном море, которое треплет бурями, налетающими со всех сторон»[106]. И каков путь к счастью? Тот, которым шел он с юношеских лет, ведь оказался неверным. Следуя заветам Платона, Боэций не уклонился от бремени власти, дабы «управление, оставленное на попечение каким-либо злодеям, не принесло несчастья и гибели добрым людям». Однако стремление осуществить на практике утопические платоновские идеалы о благе государства при условии, что им бы управляли ученые-мудрецы или его правители стремились бы научиться мудрости, привело философа к личной трагедии и никоим образом не способствовало улучшению положения в государстве[107].

Однако Боэций, «взращенный на учениях элеатов и академиков», все-таки не сдается и пытается найти духовный выход из тупика. Философия спасает его от отчаяния. Более того, с ее помощью он наконец начинает постигать, чтo есть человек и для чего он живет и страдает, чтo есть добро и зло. И как мыслитель, всю жизнь стремившийся к строгости и точности знания, к облечению идей в выверенную систему понятий, Боэций ищет ответы на вечные проблемы человеческого существования с помощью сложной взаимосвязи философских категорий и рассуждений, теперь уже относящихся не к математике и логике, но к метафизике, теории познания и этике.

Конечно, «Утешение» — это в определенной мере «плод личного опыта»[108], но не только. Это — мыслительный и поэтический итог предшествующей культуры и завещание культуре будущей. В этой связи особое значение приобретает вопрос об источниках Боэциева «Утешения» и о характере их использования. Хотя, создавая последнее свое сочинение, Боэций был лишен возможности пользоваться своей богатейшей библиотекой (об этой утрате он с сожалением вспоминает), однако «Утешение» изобилует прямыми и косвенными обращениями к идеям и произведениям греческих и римских философов, ученых, писателей и поэтов. Цитаты, приводимые автором, всегда точны и уместны. Боэций привлекает их не только для подтверждения собственных мыслей, он как бы стремится сделать великих людей древности свидетелями современной ему реальности и собеседниками.

Традиционно Боэция относят к числу философов-неоплатоников. Текст «Утешения» свидетельствует, что он был знаком не только с сочинениями комментировавшегося им ранее Порфирия, но и с произведениями Плотина, Прокла, Ямвлиха и, вероятно, Халкидия. Влияние неоплатонизма чувствуется в системе боэциевых философско-художественных образов. Значительное место «последний римлянин» отводит световой символике, занимавшей важное место в неоплатонизме. Так, высшее начало трактуется им как неиссякаемый источник света, изливающий на все свое сияние, убывающее по мере соединения с материальным началом. Во тьме пребывает разум человека, отягченного суетными земными заботами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Из истории мировой культуры

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное