Последний Робин Гуд Европы

Он пошёл в обход, налево, как говорил старик Аксель, но дойти до новой «отлёжки» Моду было не суждено.

Он услышал лай собак и увидел бегущих за ними «коммандос».

Как его вычислили, и где была его ошибка — этого Мод так и не узнал.

Прямо перед ним — озеро «Долгое», покрытое тонким слоем льда.

Бежать по нему — полное безумие: уже через пять шагов он проломится под его весом, но даже утопиться там ему эти сволочи не позволят!

Мод выхватил из кармана свой «левый» Чезет, из которого он не сделал даже пробного выстрела.

Но он не стал отстреливаться: это было совершенным безумием!

Незаметным движением руки он кинул его на лёд, даже не привставая.

Пистолет заскользил по тонкой глади и с тихим звуком «глюк» исчез в ближайшей проруби.

Через пару секунд туда же полетел и мобильник, подаренный Акселем, но до дырки во льду он не доехал.

Впрочем, к этому предмету не смог бы прицепиться даже самый злой следователь: мобильный телефон — это не криминал!

Только теперь Мод поднялся на ноги, и именно в этот момент на него налетели собаки.

Они повалили его на землю и стали злобно лаять.

«Сейчас на меня наденут «браслеты» и погрузят в машину. Потом одиночная камера и первый допрос. Я потребую адвоката, и до его приезда демонстративно объявлю голодовку».

Но всё получилось иначе.

* * *

Двое вооружённых спецназовцев отогнали от Мода собак и подняли его на ноги.

Он покорно протянул руки, на которые тут же надели наручники.

Сначала его поставили возле толстого дерева и заставили упереться в него лбом, а ноги широко расставить в стороны.

Через пять минут в ста метрах от того места остановились армейский джип со служебными номерами и «спецфургон».

Из джипа вылезли три человека в гражданском, а из фургона — трое автоматчиков.

Того, кто шёл впереди, Мод никогда не видел, но по его повадкам понял: какой-то офицер, но никак не спецназа.

Это был полковник Херлуф Вернер.

Автоматчики тут же направили стволы в его сторону.

Одно неверное движение — и Мод получил бы такую порцию свинца, что сами Архангелы не смогли бы доставить его душу к вратам рая: «из-за перегруза».

Его тщательно обшмонали и передали своему «боссу» всё, что нашли: деньги, использованные автобусные билеты, зажигалку и фляжку с деревенским самогоном.

— Есть там хоть какие-то документы? — спросил полковник Вернер.

— Никаких! — чётко ответил боец.

— Жаль: мне так хотелось найти хоть какую-нибудь «липу»!

Если бы у задержанного оказались документы, появлялся реальный шанс вычислить их изготовителя.

Одно дело — это их служебная типография, и тогда круг подозреваемых резко сужался, и совсем другое — чужая, например, МИДовская.

Но у него не было даже того «румынского» паспорта!

— У него руки в масле. Похоже на оружейное, — доложил другой боец, — но следов пороха на руках нет!

— Это ничего не доказывает: тут у них в деревнях все охотники, а свой карабин он мог скинуть где угодно, по дороге! — уверенно заявил полковник.

Командир «Беты» хотел что-то возразить, но сдержался.

Про этот «винчестер» уже слагались целые легенды, но его никто нигде и никогда не видел, с того самого момента, как он был зарегистрирован в соответствующем центре.

Дискутировать с этим дуболомом он считал бесполезным: свою задачу командир «Беты» выполнил, а все дальнейшие детали его не касались.

Он скомандовал своим людям:

— Game-over! Благодарю за службу! Все на базу!

* * *

С полковником Вернером остались только два нижних чина из его отдела, а автоматчиков он отпустил.

Интеллектуальных заместителей, которые могли бы помочь ему советом, на такие операции он предпочитал не брать: ему не нужны были лишние свидетели, которые далеко не всегда разделяли его методы ведения следствия.

Он нервно рявкнул:

— Где эти «Зигмунд и Фрейд»?

— Уже едут сюда.

«Зигмундом и Фрейдом» называлась неразлучная парочка двух дознавателей.

Разумеется, они носили другие имена и фамилии, но в «Короне» их называли только так, и они могли заставить говорить даже мёртвого.

Владея несколькими языками, и имея за спиною огромный багаж знаний по психологии и медицине, они любили состязаться между собой в остроумии, особенно в присутствии тех, кому грозило пожизненное заключение.

Хладнокровно делая допрашиваемому инъекцию «эликсира правды», они вслух комментировали и объясняли тому симптомы применения этого препарата:

— Сейчас по твоему телу пробежит волна жара. Она начнётся с места укола, дойдёт до головы, оттуда пойдёт к пяткам, и тебя прошибёт горячий пот. При этом ты непременно обоссышься! Потом будет ещё одна волна, только послабее, а третья будет и вовсе незаметной! Тебя охватит эйфория, правда, язык занемеет. Ты будешь заплетаться, зато говорить будешь только правду. Как под присягой!

К особенно неразговорчивым они применяли и другие методы.

Разложив перед таким упрямцем кучу скальпелей, щипцов и других инструментов, они перебрасывались дежурными шуточками:

— Анестезию позабыли сделать! Говорила мне утром жена: не надо было так напиваться! Ты извини, пациент, я сегодня «с бодуна». Если не тот нерв вырывать у тебя буду — ты не обижайся!