Последний романтик

Нас познакомил его брат Джадсон, ковбой. Я работала вместе с Джадсоном на ранчо в Скалистых горах Вайоминга. Тогда мне было двадцать два, и я изображала ковбоя с Запада, что стоило немалых усилий, потому что на самом деле я родом из Коннектикута, где прежде играла в хоккей на траве. Но я приехала в Вайоминг, чтобы обрести опыт и увидеть настоящую жизнь, которую, как мне казалось, может дать лишь американский фронтир – или то, что от него осталось.

Я искала американский фронтир с тем же рвением, что и мои родители двадцать лет назад. Тогда они купили три акра земли в Новой Англии и затеяли игру в первых поселенцев. У них были куры, козы и пчелы; они сами выращивали огородные плоды и зелень, которые мы употребляли в пищу; родители шили одежду, мыли голову в бочке с дождевой водой и обогревали дом (точнее, только две комнаты) собственноручно нарубленными дровами. Я и моя сестра росли в самых что ни на есть спартанских условиях XIX века, несмотря на то что жили в эпоху Рейгана в одном из самых обеспеченных районов Коннектикута, а наша одинокая маленькая ферма стояла на большой трассе всего в миле от загородного клуба.

И что с того? Меня с сестрой поощряли игнорировать эту реальность. Мы собирали ежевику в канавах у шоссе в домотканых платьях, а мимо проносились машины и восемнадцатиколесные грузовики сотрясали землю. Мы бегали в школу после утреннего удоя, с засохшим козьим молоком на рукавах. Нас учили не обращать внимания на ценности окружавшей нас культуры и вместо этого сосредоточиться на священном и старинном американском принципе – умении выжить в любых условиях, что считалось главной добродетелью.

Неудивительно, что, когда мне исполнилось двадцать два, я решила: не нужна мне ни магистратура, ни работа в любой из престижных сфер. У меня были другие стремления. Мне хотелось узнать пределы своих возможностей, а сделать это, как мне казалось, можно было только в Вайоминге. Меня вдохновляли родительский опыт и пламенный призыв Уитмена к американским юношам XIX века: «Не полагайтесь на книги! Полагайтесь на свою страну! Отправляйтесь на Запад и на Юг! Живите среди мужчин и будьте мужчинами! Седлайте лошадей, учитесь быть меткими стрелками и быстрыми гребцами…»

Другими словами, я отправилась в Вайоминг, чтобы стать настоящим мужчиной.

Мне нравилось работать на ранчо. Я была походным поваром. Скакала верхом на лошадях по диким полям, сидела у костра, пила самогон, травила байки, ругалась матом, научилась говорить с акцентом и в целом вела себя как классический жулик, который пытается притвориться настоящим ковбоем. Когда приезжие спрашивали, откуда я родом, я отвечала: «Лаббок, Техас». Если за этим не следовало наводящих вопросов, меня вполне можно было принять за настоящую девчонку с ранчо. Прочие ковбои даже дали мне настоящее ковбойское прозвище. Они звали меня Блейз.

Но только потому, что я сама их попросила.

Мое поведение было насквозь и полностью фальшивым, однако, как юная американка, я имела полное право притворяться. Я всего лишь следовала нашему национальному ритуалу. Притворялась не больше, чем Тедди Рузвельт сто лет назад, когда он, изнеженный денди, уехал из Нью-Йорка на Запад, чтобы стать там крутым мужиком. Он слал домой самовлюбленные, полные гордости за собственную персону письма, хвастался пережитыми трудностями и гардеробом настоящего мачо. («Вы бы меня видели, – писал он своему другу с Востока, – в сомбреро, юбке из оленьей кожи с бахромой и бусинами, чапарахо – брюках для верховой езды из лошадиных шкур – и кожаных сапогах с плетеной шнуровкой и серебряными шпорами».) Я знаю это письмо, потому что и сама писала так же многим своим знакомым. («На прошлой неделе купила сапоги из кожи гремучей змеи, – это из моего письма с ранчо родителям в 1991 году, – и уже разносила их в клочья, бегая по конюшне. Хотя какого черта! – они для того и нужны».)

С Джадсоном Конвеем я познакомилась в день своего приезда на ранчо. Джадсон был первым, кого я увидела после долгого путешествия по бескрайним горам Вайоминга, и, можно сказать, я влюбилась в него с первого взгляда. Но не влюбилась в смысле «Давай поженимся!», а в смысле «Вот это парень!». Потому что Джадсон Конвей выглядел так: стройный, красивый, в ковбойской шляпе, слегка надвинутой на глаза, и весь в пыли, что было очень сексуально. Ему осталось лишь подойти ко мне своей развалистой, ковбойской походкой (как в классических голливудских вестернах: «Простите, мэм, но я скакал всю ночь»), и я была готова на что угодно.