Последний Рубеж

Дж'Онн нашел Сибока, одиноко сидящим в отделенном закутке салона, который едва освещался голубоватым светом, исходящим от старого терминала связи. Вулканец был так погружен в себя, что не услышал, как вошел его заместитель.

Дж'Онн какое-то время всматривался в лицо своего спасителя. Изрезанное глубокими морщинами, волевое, решительное, оно сейчас излучало не силу и уверенность, но глубокую скорбь, которую Сибок тщательно скрывал от постороннего взгляда.

Дж'Онн был поражен. Честно говоря, он пришел сюда и из признательности, которую ему было просто необходимо выразить, и потому, что он и раньше видел печаль в глазах вулканца. А если человек помогает другим, излечивает их от боли, пытается указать погибающим людям путь к спасению, такой человек, по мнению Дж'Онна, не должен страдать. Это было бы высшей мерой несправедливости.

И он пришел сюда для того, чтобы помочь своему спасителю. Как это сделать, он не знал и потому не очень уверенно шагнул вперед.

Сибок резко повернул голову, бросил быстрый взгляд на Дж'Онна. В его взгляде не было ни удивления, ни испуга, словно он ждал кого-то. А на лице не осталось и следов печали.

«Может быть, – подумал Дж'Онн, – я вообразил себе невесть что?»

– Привет, Дж'Онн, – спокойно произнес Сибок, но не улыбнулся, что он так часто и легко делал.

– Я пришел, чтобы от имени всех нас выразить тебе благодарность за свободу, которую ты нам дал, – выпалил Дж'Онн первое, что пришло ему в голову, оттягивая время и собираясь с духом, чтобы сказать то, что хотел сказать. – Ты помог нам справиться с нашим горем и спас от смерти – меня, других поселенцев и даже дипломатов. Я со многими встречался и все, с кем бы я ни разговаривал, говорили о тебе. Но…

– В громких словах скрывается или тихая ложь, или нерешительность, Дж'Онн. Говори прямо, зачем пришел, – прервал Сибок, глядя в какую-то одному ему видимую точку и погрузившись в собственные мысли.

– Ты прав, Сибрк, но ты прервал меня. А я как раз и хотел сказать о том, что ты никому не говорил о себе, о своей боли, которую замечают в твоих глазах. И я пришел сюда, чтобы помочь тебе, хоть и не знаю, что я могу сделать для этого.

Переведя свой взгляд на Дж'Онна, Сибок посмотрел на него так, словно впервые увидел, как бы оценивая, на что он способен, а потом заговорил ровным, бесстрастным голосом:

– Мне была дарована милость нести в одиночестве и свою собственную боль, и боль других людей. Я очень хорошо знаю, что такое смерть и все связанное с ней: обман, унижение, обессмысливание жизни, холод, голод, болезни. Поэтому я старался помогать всем, кого бы ни встречал. Но помочь мне, – он улыбнулся улыбкой обреченного, – ты не сможешь. Зато ты можешь помочь всем нам достать корабль. И этого будет достаточно. Не обременяй себя сверх меры.

Закончив говорить, Сибок внимательно посмотрел в глаза Дж'Онна и отвернулся, снова уставившись в одному ему видимую точку.

Не слишком ясно представляя, что он делает, Дж'Онн подался вперед со своего стула, коснулся рукой плеча своего спасителя с таким ощущением, будто он коснулся холодного, чем-то прикрытого камня, и произнес:

– Раздели со мной свою скорбь, Сибок.

Действительность исчезла. Дж'Онну показалось, будто кто-то неслышно подкрался к нему и накинул на голову черное покрывало, оставив его в темноте. Но темнота была проницаемой: в ее неопределенной дали светилась крохотная точечка света. От точки нельзя было оторвать взгляда, и она стремительно приближалась, увеличиваясь в размерах, приобретая форму не правильного круга. Круг приблизился на привычное для человеческого взгляда расстояние и неподвижно застыл, как на экране.

Удивленный Дж'Онн наконец-то увидел, почему круг имел не правильную форму – это был не круг, а человеческое лицо, женское лицо с распущенными темными волосами, как будто со знакомыми чертами лица и проницательными большими глазами, излучающими таинственный свет, свет силы и доброты. У женщины были глаза Сибока!

Кто-то подсказал Дж'Онну, что женщина – мать Сибока, а ее имя – Т'Ри. И как на экране легко меняются кадры, так и лицо женщины сменила целая картина: та же самая женщина сидит в сумеречном синеватом свете в каком-то помещении. Сидит как будто на полу или на небольшом возвышении. Маленький ребенок обхватил ее шею и всхлипывает, потом, не разжимая своих тоненьких ручонок, чуть отстраняется от матери и с убежденностью и уверенностью взрослого мужчины заявляет:

– Клянусь тебе всеми Магистрами, я увезу тебя в Ша Ка Ри.

И снова картина. Да не картина, а объемная, наполненная всеми признаками действительной жизни панорама: молодой Сибок стоит перед массивной каменной дверью.

Самосознание Дж'Она, его собственное «я» растворилось в другом «я» – он смотрел на мир, жил в нем, боролся глазами, чувствами и мыслями Сибока, сущностью Сибока…

Была ночь, когда Сибок задумал совершить свое преступление, за которое впоследствии его навсегда выслали с Вулкана. Он стоял в темных, похожих на пещеру, глубинах подземелий Гола со смотрителем Сторелом, охранявшим мрачный каменный провал входа в Зал Древней Мысли.