Последний рубеж

Работалось мне беспокойно, ныла душа. Пробило два, потом половину третьего ночи. Я стучала на «Бодо», и в голове у меня тоже стучало: что там делает Саша? Не уничтожает ли дневник?

Саша принесла тетрадь под утро. Но это была уже другая Саша. На ней теперь вместо штанов была юбка защитного цвета и полосатая тельняшка. Через плечо висела санитарная сумка с крестиком. Все это — я знала — принадлежало рыженькой Ане, убитой белыми. За спиной у Саши висел карабин. Но поразилась я не тому, что было надето на Саше, а другой перемене, происшедшей в ней: мягкая, застенчивая улыбка светилась на лице Саши.

Разговор у нас был такой:

Саша. Как это все сидит на мне?

Я. Хорошо. Что еще надо?..

Саша. Ухожу. Прощай. Береги дневник… Да… и еще вот это…

Она протянула мне часики, награду свою. Часы трофейные, без цепочки. Я в смущении.

Я. Знаешь, Сашенька, не смогу я это все при себе держать.

Саша. Почему? Тоже на передовую пойдешь?

Я. Нет. Но есть другая причина…

Саша поглядела на меня, что-то про себя подумала и не стала больше спрашивать.

— Оставь в политотделе, — посоветовала я. — Тетрадь нашу я тоже, наверно, там оставлю.

— Этого не делай, — возразила Саша. — Ты ее в Каховку притащи и маме моей отдай. Она в сундук спрячет.

Я только глаза вытаращила.

— Сашенька! Каховка еще не наша!

— Будет наша! — уверенно ответила Саша и протянула мне руку. — Ну, прощай. Мне в полк пора…

Простились мы по-женски. Прослезились, обнялись, и обе почувствовали, что хорошо было бы, если бы сейчас нас кто-то сильный утешил и ободрил».

В дневнике Катя нашла такую запись Саши:

«Я тут уже рассказала, как кончился Орлик. А теперь скажу: кем ни быть, но быть честной, — это главное. Я все поняла, Катенька, и про черные ноги матери, про женскую долю нашу, про все, все поняла. И постараюсь оправдать. Целую. Твоя Саша Дударь…»

На этом записи девушек в дневнике надолго обрываются. Не будет новых записей больше недели. И жаль: именно в течение этой недели произойдут многие события — и в личной жизни героев наших, и на фронте против Врангеля.

Но есть, к счастью, другие источники.

5

Севастополь в те дни. — Иннокентий Павлович делает свое дело. — О людях, выбитых из колеи. — Контрразведка Климовича не дремлет. — Беседа в «Казино артистик». — Барский сброд. — Демократ Струве на побегушках у Врангеля. — Готовится удар на Кубань.

Нескладно будет, если мы тут не расскажем, что же делал в это время отец Кати в Крыму. Каждая часть нашей повести имеет свои рамки, и не положено выносить в четвертую часть то, о чем должно быть рассказано в третьей. Почему не положено, трудно сказать, но так принято, и остается только подчиняться установленным правилам.

Итак, Иннокентий Павлович, как мы уже знаем, вскоре после разговора с товарищем М. в Харькове очутился в Крыму. Его снабдили всеми надлежащими инструкциями, документами, адресами подпольных явок и деньгами; кстати, это были старорежимные, «николаевские» деньги, они ценились в Крыму выше тех, которые стали выпускаться Врангелем.

Бежит время…

И вот пошел уже третий месяц, как Иннокентий Павлович обосновался в Севастополе. Встретить его можно чаще всего в летнем саду «Казино артистик», где он выступает в спектаклях и концертах. Знают его как сбежавшего из «Совдепии» врага большевизма. Каким-то образом, мол, ему удалось перебраться через линию фронта в Крым.

Иннокентий Павлович был подходящим человеком для подпольной работы во врангелевском тылу. Он хорошо знал Крым и, как опытный актер, умел перевоплощаться в любой роли. А в Крыму, где, несмотря на все строгости, введенные Врангелем, все равно царил ералаш, где в газетах и в речах провозглашались лозунги: «С кем угодно, только за Россию и против красных», особой тонкости для такого перевоплощения и не требовалось.

Люди, которых считали толковыми и умными, оказывались способными верить в любую чепуху. Сумятица и дикие предубеждения царили в головах даже самых просвещенных и образованных. С теми, кто выбит из обычной колеи, это бывает, и мы с вами уже слышали от генерала Шатилова, ближайшего друга Врангеля, роковые для белых слова: «Поглупел наш дворянский класс, мы все выдохлись» и т. д.

Следует все же отдать должное опытности и нюху генерала Климовича, которого Врангель поставил во главе полицейского сыска в Крыму. В Симферополе агентам Климовича удалось выследить двух молодых подпольщиц — Женю Жигалину и Фаню Шполянскую. Обеих замучили до смерти палачи белой контрразведки.

Не так давно, в мае, ищейки Климовича пытались захватить собравшихся в Коктебеле на подпольный съезд крымских большевиков. Произошла перестрелка, во время которой погибло несколько участников съезда.