Сейчас все воспринималось не так критично, но все же дискомфортно, болезненно. Он по-прежнему оставался руководителем колонии, никто не оспаривал руководящей роли полковника, тем более, что в структуре поселения по-прежнему поддерживались понятия субординации и дисциплины. Не смотря на явные успехи, никто не мог забыть жестокого опыта войны, в каждом жило понимание того, что они находятся в далеко не безопасном и отнюдь не дружественном окружении. За границами периметра начиналась иная Афина, чуждая человеку, готовая взять жестокую мзду за малейшую оплошность или небрежность.
Шайгалов лучше других понимал это. Вероятно, обострившееся чувство возраста не имело ничего общего с физическим тонусом организма, корни дискомфортного чувства крылись в глубинах отравленного войной сознания: каждый день, прожитый на войне, по количеству и эмоциональному напряжению приобретаемого жизненного опыта, несомненно, приравнивался к двум-трем неделям мирной жизни, а может и больше… так что оценить истинный возраст своей
Его рассудок остро ощущал пропасть, возникшую между несколькими старшими офицерами и молодым поколением. Они сумели отвергнуть жестокий опыт войны, их души постепенно оттаивали от вселенского безумия, молодежь как будто начала жизнь с нуля, отбросив прошлое, радуясь настоящему и не сильно тяготясь неопределенностью будущего. Шайгалов так не мог, не умел. Ему казалось, что в душе пройдена некая точка невозвращения. И дело заключалось вовсе не в том, что среди личного состава после памятных событий на Ширане осталось всего двенадцать женщин. Наверное, он разучился любить. Иван часто ловил себя на том, что может любоваться травой, деревьями, лаково провести ладонью по клейкой, едва распустившейся листве, но в общении с представительницами противоположного пола, его душа не испытывала никаких острых чувств.
Все они по-прежнему оставались его подчиненными, он испытывал одинаковое беспокойство и одинаковое чувство ответственности за каждого человека, будь то мужчина или женщина. Он радовался тому, что в колонии возникли семьи, вскоре должен был родиться первый
…Вездеход преодолел очередной участок просеки и оказался в замкнутом со всех сторон пространстве геометрически правильной вырубки.
Комплексный исследовательский аппарат биологического мониторинга представлял собой установленную на прочном фундаменте пирамиду высотой в полтора метра.
Все сканеры и датчики были надежно спрятаны под монолитом керамлитовой брони, на которой виднелись следы многочисленных попыток «несанкционированного доступа» в виде глубоких царапин, оставленных когтями местных «зверушек».
Иван подогнал машину вплотную к исследовательскому комплексу.
В глубинах джунглей следовало соблюдать осторожность, особенно при выходе из бронированного вездехода.
Прежде чем открыть люк Шайгалов некоторое время смотрел на показания датчиков, но не обнаружил ничего подозрительного.
Вокруг, судя по отчетам сканирующих систем, кипела обычная жизнь.
Открыв люк, он выбрался наружу, специальным ключом вскрыл сегмент обшивки пирамидальной конструкции и быстро сменил носители информации, изъяв кристаллодиск с данными и установив на его место чистый.
Событие, в корне изменившее жизнь Шайгалова, произошло внезапно.
Он мог поклясться, что ни один сканер не подавал тревожного сигнала до того момента, как на набольшую вырубку из поднебесья внезапно не спикировала стремительная тень летающего звероящера.
Когда аларм-процессор скафандра вдруг выдал сигнал опасности, реагировать оказалось слишком поздно: стремительная тень уже материализовалась в кошмарное существо с кожистыми перепончатыми крыльями, размах которых перекрывал всю площадь вырубки.
Иван успел уклониться от удара расположенных на стыке сегментов перепончатых крыльев рудиментальных когтистых конечностей, но, отпрянув в сторону, он оказался отрезан от вездехода, теперь путь к машине преграждало массивное туловище летающей рептилии.
Шайгалов внутренне был готов к отражению внезапной атаки, и потому он не растерялся, мгновенно выхватив оружие, но выстрелы из импульсного пистолета не возымели на летающую тварь никакого действия: шариковые пули с визгом рикошетили от костяных пластин, покрывавших туловище и голову рептилии, — результатом стрельбы стали лишь несколько отверстий в кожистых крыльях, на которые хищная тварь не обратила никакого внимания.
Маленькие горящие глазки, не отрываясь, следили за добычей, длинный «клюв», усеянный с внутренней стороны огромными зубами, предназначенными отнюдь не для пережевывания растительной пищи, издавал злобное пощелкивание.