Последний рубеж (СИ)

— Ты ненормальный, — выдохнула она. — Ты собираешься идти на поверхность с двумя учеными, один из которых — дряхлый старик с трясущимися конечностями! Ты хоть понимаешь, сколько им понадобится времени, чтобы снять стекло, если даже четверо не успели это сделать за четыре часа?

— Почти весь день, — ответил Дима. — Я не хуже тебя понимаю, что это значит. В здании-то более-менее спокойно, но, если «костяные» начнут стекаться к нему на наш запах, это может привлечь внимание врага. Именно поэтому я планирую использовать сыворотку каждые сорок пять минут.

Эти слова окатили Эрику ледяной волной и в то же время снова пробудили в ней начавшую угасать было ярость. Она изо всех сил пыталась спасти этого дурака, а он вместо благодарности ставит во главу проекта Богданова.

— Я не знаю, что ты там планируешь использовать, — прошипела она, — но мой препарат останется в лаборатории. Могу предложить витамины группы Б.

Лесков снова усмехнулся. Несколько секунд он молча смотрел на Эрику, в который раз невольно отмечая красоту своей собеседницы. Обычно разозленные женщины его раздражали — их голоса становились визгливыми, они много жестикулировали и в конце начинали обиженно плакать. А вот Эрике ее злость была к лицу. Ее глаза темнели от плохо скрываемой ярости, на щеках вспыхивал легкий румянец, грудь тяжело вздымалась.

— Тебе пора, — тихо произнес он, смерив девушку снисходительным взглядом. Затем, уже ясно давая понять, что разговор окончен, он шагнул к столу, и, стоя к девушке спиной, потянулся к чашке недопитого кофе.

Однако коснуться керамической ручки он не успел. Эрика, окончательно взбешенная его поведением, в одно мгновение оказалась у стола и в ярости сбила злополучную чашку на пол. Та с жалобным звоном разлетелась на осколки, расплескивая повсюду черные капли.

— Я не уйду, пока ты не вернешь мне мой проект! — закричала Эрика, уже не задумываясь, что их могут услышать. — Если ты такой дурак, что не понимаешь всей опасности, то это твоя проблема! А я не позволю тебе вот так умереть!

Когда Воронцова разбила чашку, Дмитрий уже сам почувствовал, как в нем вспыхивает злость. Никто прежде не смел вести себя с ним подобным образом, и уж тем более женщины. Да, Надя иногда закатывала ему сцены, но делала это больше для вида и пытаясь надавить на жалость, мол, ты меня не любишь, ты не обращаешь на меня внимания.

Эрика же явно привыкла к тому, что она безнаказанно может повышать голос на того, кого хочет. Наверняка, в случае с женщинами, эту уверенность ей придавала руководящая должность, в случае с мужчинами — красивая внешность и статус ее отца.

Лесков наверняка бы сейчас выволок Воронцову за дверь, если бы не ее последние слова. В обжигающей ярости ее голоса он внезапно различил едва уловимые нотки… Мольбы?

Это понимание было подобно раскату грома. Теперь Дима смотрел на Эрику так, словно впервые увидел ее, впервые разглядел то, что эта своенравная девушка прятала за насмешками и показным равнодушием. Не проронив ни слова, он притянул ее к себе и накрыл ее губы своими. Эрика не ответила, но и не оттолкнула. Она словно боролась с собой — злость все еще полыхала в ее сердце, поэтому хотелось вырваться и влепить Диме пощечину. Но в то же время она соскучилась по нему. Их случайные поцелуи, приправленные очередным спором, не позволяли ей остыть. Вот и сейчас, словно дежа вю. Он ласкает ее губы, а она растеряна, и не может понять, чего хочет больше — ответить или оттолкнуть.

— Прекрати, — прошептала девушка, на миг отстранившись. Она встретилась взглядом с его глазами, подмечая в них янтарные крапинки, которые еще не погасли после вспышки гнева. Другая бы на ее месте испугалась, бросилась прочь от этого странного человека, но вместо этого Эрика сама прижалась губами к его губам.

Для Дмитрия это послужило своего рода согласием. Она слишком давно дразнила его, то приманивая к себе, то отталкивая прочь, чтобы он мог отпустить ее и в этот раз. Их поцелуй становился все более жарким, нетерпеливым, отчего обоим стало не хватать дыхания. Эрика отстранилась, желая сделать вдох, но затем снова прильнула губами к его губам. Она чувствовала, как ладонь Дмитрия скользит по ткани ее одежды, а пальцы едва ощутимо задевают пуговицы, незаметно расстегивая их.

Вскоре белая ткань халата соскользнула на пол, накрыв собой разбитую чашку и впитывая пролитые капли кофе. В другой раз Воронцову возмутила бы такая небрежность, но сейчас она могла думать только о губах своего любовника, который теперь ласкал ее шею. Его дыхание обжигало кожу, заставляя Эрику все больше подставляться под его прикосновения.

Дмитрий неспешно избавлял девушку от одежды, наслаждаясь отзывчивостью ее тела. То и дело их губы встречались в очередном поцелуе, настолько жадном, словно они никак не могли насытиться друг другом. Было во всем происходящем что-то чудовищно неправильное и от этого еще более притягательное.