- Конечно, - ответил он ровным голосом. – Вижу, что ты в безопасности. Это все, в чем мне нужно было убедиться. Оставлю тебя с твоим гостем.
Он развернулся, и Нора вышла на порог.
- Сорен ?
- Нора, на улице четыре градуса. Обуйся, если собираешься стоять здесь.
- Я взрослая, - напомнила она. - Мне больше не пятнадцать.
- И взрослые носят обувь в четыре градуса.
Она уставилась на него и покачала головой.
- Ты… - начала она. - Ты бесишься.
- Я? Потому что не хочу, чтобы ты отморозила себе ноги?
- Потому что не двигаешься дальше.
- Я пойду, когда и ты пойдешь, - ответил Сорен. - И не притворяйся, что ты идешь вперед, только потому, что спишь сегодня с кем-то другим. Завтра придет моя экономка. Я должен сменить простыни до того, как она уберет мою спальню. На них кое-какие пятна. Твои и мои. Я не сделал этого с тех пор, как ты провела со мной ночь.
- В последний раз ты позвонил мне и попросил приехать.
- И ты пришла, когда я позвонил. Ты приходила несколько раз, если я правильно помню, а я всегда правильно помню.
- Это был просто секс.
- Повтори еще раз. Может, я поверю.
- Это. Был. Просто. Секс.
Он вздернул подбородок и посмотрел на нее свысока. Прищурившись, он мягко сказал:
- Нет… я все-таки не верю тебе.
- Найди кого-нибудь другого, с кем можно трахнуться , - сказала Нора.
- Найти кого-то? - повторил он. - Это твой ответ на все?
- В моем случае он работает, - ответила она. - Попробуй.
- И кого предложишь? - спросил он, его голос был ледяным, но приемлемым, - очевидно западня. - Есть кто-то на примете?
- Всегда был Кингсли.
- Кингсли , наконец, сам двигается вперед, - ответил Сорен. - Я не видел его более счастливым, чем с Джульеттой.
- Чем когда он был с тобой. - Она крепко скрестила руки на груди. – Хорошо, не с Кингсли. С кем-нибудь еще. С кем угодно. Хватит жить прошлым. Меня там больше нет.
- Элеонор, я не собираюсь заводить другого любовника, только чтобы смягчить твое чувство вины за уход от меня.
- Нет, ты будешь играть убитого горем мученика, соблюдающего целибат, пока я не вернусь к тебе из-за чувства вины. Ты трахал меня, и ты трахал Кингсли с тех пор, как стал священником, так что не притворяйся святым или девственником, или хуже того - моногамным. Единственная причина, почему ты не двигаешься дальше и не найдешь кого-то другого, кого можно любить, в том, что ты понимаешь, если сделаешь это, тогда я тоже, наконец, буду способна сама идти вперед. Это один из примеров твоего садизма.
- Проницательное наблюдение, малышка. Ты умнее, чем кажешься.
- Сегодня по какой-то причине я выгляжу глупой?
- Ты стоишь на улице без обуви в четырех градусный мороз. Ты, определенно, умнее, чем выглядишь сейчас.
Пальцы Норы согнулись в кулак. Сейчас именно он будет получающей стороной ее садизма, и ему это не понравится.
- Ты вообще когда-нибудь рассматривал возможность того, что я хочу, чтобы ты нашел кого-то другого, кого можно любить? Ради твоего же блага? - спросила она, пытаясь сохранить спокойствие.
- Нет.
Нора усмехнулась, хотя не нашла в этом ничего смешного.
- Любой на планете… - начала она и остановилась. Ей пришлось глубоко вдохнуть, прежде чем она могла продолжить, - любой на планете был бы счастлив быть любимым тобой. Я была. Может, я хочу, чтобы ты двигался дальше и нашел кого-то ради ее блага.
- Или ты могла бы перестать бегать от меня.
- Это не бегство, - ответила она, смотря на свои обнаженные ступни, которые болели от холодного крыльца. - Это остановка. Остановка и проживание собственной жизни. Я больше не твоя собственность. Я подчинялась тебе с пятнадцати лет до двадцати семи. А это двенадцать лет. Два года я была Доминатрикс. Я еще не готова это бросить. Я, наконец, узнала, кем являюсь на самом деле.
- Моя, - сказал Сорен. - Ты моя. Вот кто ты.
- И ты еще удивляешься, почему я не бегу сломя голову к тебе?
Он осмотрел ее с головы до ног и холодно улыбнулся.
- Обуйся, Элеонор.
И не сказав ни слова, развернулся и ушел. Она не доставила ему удовольствия, проводив его взглядом. Она вернулась в дом, закрыла и заперла дверь за собой и вздрогнула от ярости.
Он прав. Ей бы стоило взять хоть какую-нибудь чертову обувь. Стоять снаружи босиком при четырех градусах мороза было невероятно глупо.
Нора стояла спиной к парадной двери и постукивала ногами, ожидая, когда покалывание в ступнях пройдет.
Она закрыла лицо рукой и смахнула не прошеную слезу кончиками пальцев. Она ненавидела ссоры с Сореном. Постановочные ссоры - это одно дело. Говорить: «Я ненавижу тебя, огромную блондинистую задницу » было одно дело. Вести себя так, будто они были заклятыми врагами перед публикой «Восьмого круга», было одним делом.
Сейчас же было все совсем иначе. И причиняло боль.