Последний рыцарь

Дана была уверена, что все далеко не нормально – такая грандиозная нагрузка не могла не сказаться на Амиаре. И все же она знала, насколько он осторожен, он не стал бы рисковать ее жизнью – своей он рискует охотней! Если он сказал, что можно лететь выше, значит, так и есть. Он поднял их обоих вверх, к самой границе кластерного мира. Дана ожидала, что хоть что-то поймет, но блестящий предмет оказался совсем уж странным. Из мягкой лазурной пелены неба торчал бесформенный серебристый осколок, отдаленно напоминающий погнутую металлическую плиту. Он казался жидким, Дана видела, что материал, из которого он сделан, постоянно двигается, однако сам осколок при этом не изменял своих очертаний. Он намертво застрял в пелене, хотя иногда мимо него проскальзывали отдельные капли морской воды, слишком маленькие, чтобы угрожать кластеру.

Дана понятия не имела, на что они смотрят. А вот Амиар, похоже, догадался: она почувствовала, как он напрягается, так всегда бывало перед угрозой.

– Что это? – тихо спросила Дана.

– Граница кластерного мира.

– Очень смешно! Я вижу, что это граница, но что из нее торчит?

– Это граница одного кластерного мира, из которой торчит граница другого кластерного мира, – невозмутимо пояснил Амиар. Дана знала, что эта невозмутимость была показной: он просто не хотел пугать ее. – То, что ты видишь перед собой, – остатки магической материи, из которой делают кластерные миры.

– Ничего не понимаю… Она так исказилась из-за затопления?

– Нет. Это просто другая материя – видишь разницу в цвете? Граница Радужного змея, с дефектом или без, осталась целой. А граница, кусок которой сейчас перед тобой, принадлежала миру, который был полностью уничтожен.

Амиар не стал говорить, что это значит, а Дана ни о чем его больше не спрашивала, она и сама все поняла.

Не было никакого дефекта в исходном заклинании, что бы там ни писали в документах. Радужный змей погиб не просто так, он погиб из-за столкновения с другим кластерным миром, о котором никто ничего не помнит.

Глава 6. Старик

Лукиллиан Арма так и не привык к тому, что он теперь старик. Он никогда не задумывался, что время проходит, он просто жил – так, как ему хотелось, не сдерживаясь, но и не забывая о своих обязанностях. Он был не из тех, кто постоянно думает о том, что уже было, что еще будет, ему казалось, что он будет жить вечно.

А потом время само напомнило о себе, сначала мягко, а потом все жестче и жестче. Лукиллиан понял, что старость приходит не с цифрой на именинных открытках. Она таится в смерти желаний, в хронических болях, которые уже нет смысла лечить, в потере интереса ко всему. Какой может быть интерес, если ты уже все видел и все знаешь? Он не хотел становиться слабым, и хотя в душе он не чувствовал перемен, тело напоминало ему, сколько лет он на самом деле прожил на свете.

Было бы неплохо, если бы кто-то с самого начала его предупредил: жизнь короткая, пролетит – не заметишь, помни об этом. Хотя он бы все равно не помнил…

– Ты какой-то унылый стал, – заметила Хиония. – Только не говори мне, что тебе страшно!

Они шли по темным и сырым коридорам Эмирии. Лукиллиан прекрасно понимал, что разрушение в этом кластере слишком велико, оно не может быть вызвано одним лишь вековым запустением. Ему не нравилась клейкая паутина на стенах, не нравились трещины в массивных камнях – будто здесь шла битва, о которой они ничего не знали, да и энергия у этого кластера была странной. Но непосредственной угрозы пока не было, и они с Хионией продолжали двигаться вперед.

В таком месте сложно было не задумываться об умирании, хотя его спутница вряд ли могла это понять. Хиония всегда была плутовкой, он знал об этом, но даже он не ожидал, что она сумеет обмануть время. Теперь она снова была молодой и легкой, она избавилась от всего, что тянуло в могилу Лукиллиана, и даже в мрачном коридоре она оставалась спокойной и собранной, как и подобает воительнице, сражающейся за жизнь.

– Мне не страшно. Я думаю о смерти.

– Э-э… А ты не мог бы подождать с этим до того, как завершится наше задание?

Хиония двигалась по непроглядно темному лабиринту быстро и уверенно. Лукиллиан подозревал, что дело не только в изучении плана – потому что план был весьма условным. Скорее всего, у клана Интегри были свои традиции построения таких миров, именно они помогали колдунье не заблудиться в абсолютно одинаковых на вид коридорах.

– Я не собираюсь умирать, но могу я в этом склепе хоть подумать, как это будет? – усмехнулся Лукиллиан.

– Лучше не надо, сомнительное развлечение.

– Да ладно, позволь старику его слабости! Тебе-то уже не понять. Мне вот любопытно: правда ли, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами?

Хиония бросила на него возмущенный взгляд, и при слабом свете единственной магической сферы ее синие глаза казались непривычно темными, почти черными.

– Все зависит от того, как ты умрешь. Если мы вдруг нарвемся на ловушку и из стены вылетит какое-нибудь утыканное гвоздями бревно, ты успеешь подумать разве что «Мамочки!», а потом и правда мамочку встретишь.

– Очень оптимистично.