Последний самурай

— Да… — Продолжил Синода, дождавшись подтверждения, которое так-то ему вообще не требовалось. Ясен хрен он прекрасно знает, как зовут братца. Продолжает играть задуманную роль. — Я думал, будет уместно и правильно убить сначала тебя, потом вашу матушку. Для воришки Кэдзухиро эта станет настоящей расплатой. Умереть самому за свой поступок не страшно. Но когда по той же причине умрут твои близкие…

Видимо, в этот момент я всё-таки позволил своим эмоциям отразиться на лице. Потому что Синода вдруг замолчал, нахмурившись, и уставился на меня недовольным взглядом.

— Что такое, Адачи-сан?

— Ничего. Просто… — Я с усмешкой покачал головой. — Вы же не причиняете вред простым людям, Синода-сама? А тут так спокойно говорите об убийстве тех, кто ни в чем не виноват. Разве это соответствует вашему кодексу?

— Эх, молодость… — Кумитё тяжело вздохнул, демонстрируя глубокие переживания. Уж не знаю, по какому поводу. Очень сомневаюсь, что его настолько сильно расстроил мой возраст. — Вы слишком узко судите. Да, есть кодекс. Ты, к примеру, знаешь, как много должен и обязан член Ямагути-гуми? Да и вообще любой якудза? Якудза должен стойко переносить голод, боль, в том числе пытки и тюремное заключение. Обязан хранить секреты «семьи», сохранять верность своему оябуну и всему клану, беспрекословно выполнять приказы старших по рангу, жертвовать собой ради «братьев» и «отца». Например, сдаться полиции с повинной или взять чужую вину на себя. Обязан знать нашу особую речь и «язык» татуировок, чтоб с первого взгляда определять, кто перед ним. Он категорически не должен предавать «братьев», присваивать доходы группы или воровать у своих, посягать на женщину другого члена группы, заниматься ничем иным, кроме бизнеса своего клана. Он не имеет права употреблять наркотики. Не может без приказа вступать в столкновения с членами других «семей». Как думаешь, не много ли это?

Синода уставился на меня с ожиданием, будто мой ответ сейчас реально что-то значил.

— Много. — Кивнул я, кстати, достаточно искренне. На самом деле, бедолаги прямо в каком-то рабстве находятся.

— Вот! — Кумитё поднял указательный палец вверх. — Да, мы не вредим обычным людям. Но совсем не в том смысле, который ты имеешь в виду. Согласно кодексу, якудза не имеет права причинять ущерб. Если такое произошло, он возместит потери или даже получит наказание. Но… Разве у кого-то есть эти потери кроме меня?

— Эм… Ну… Видимо, нет. — Ответил я осторожно, подбирая слова.

Так понимаю, мы подходим к основной части беседы. Поэтому сейчас нужно очень хорошо думать над каждым словом, чтоб не подписаться на какую-нибудь ерунду, чреватую последствиями.

— Да… И вот у меня вопрос к вам, Адачи-сан. По кодексу, который вы так смело упоминаете, братья, замеченные в неправильных действиях, должны искупить свою вину, отрубив часть собственного пальца. Вы, наверное, слышали об этом ритуале. Он известен как «юбитсуме». За первый проступок достаточно отрубить кончик мизинца, но дальнейшие ошибки приведут к более серьёзными увечьями. Если вы ссылаетесь на свод законов и правил, тогла получается, ваш брат, который нанёс ущерб мне, должен за это поплатиться. Мы с вами уже пришли к тому мнению, что патрульный — нужный для общества человек. Он каждый день рискует жизнью по ночам ради простых людей. Ради нас с вами. Однако, при этом, кто-то же должен ответить…

Синода подошел к своему большому столу, открыл ящик и вытащил оттуда приличных размеров нож. Вернее, конечно, это был не совсем нож. Скорее мини-версия катаны.

— Вы готовы ответить за брата? — Кумитё положил столь тревожащий мое сердце предмет на столешницу.

— Синода-сама, мне очень жаль, что Кэзухиро поступил необдуманно и некрасиво. — Начал я, чувствуя при этом, как засвербели оба мои мизинца на руках. — И я согласен, что это крайне неправильно с его стороны. Да, плохой поступок требует наказания, но…

Я замолчал, делая вид, будто соображаю, как лучше высказаться. На самом деле, лихорадочно думал, пытаясь понять, что именно хочет этот тип. Ведь очевидно же, ему сто лет не вперлись ни в одно место мои пальцы. Ни кончик, ни половина, ни целиком. Что я могу предложить Синоде? Что он ждет от меня?

— Я мог бы сам разыскать украденную вещь. — Выдал, наконец, самую подходящую версию. — Если вы объясните, что украл Кэзухиро, я смогу хитростью выманить у него эту информацию и вернуть вам потерю.

— Хм… — Синода сделал задумчивое лицо. Однако по его взгляду я понял, что угадал.

Одно дело приказать брату предать брата. Он, конечно, постарается это сделать, если будет сильно напуган. Но, опять же, у азиатов своя, мало понятная мне логика. С их точки зрения, я как раз должен сейчас схватить нож и отхреначить себе сразу всю руку. Ибо семья — это святое. Даже если член семьи, о котором идёт речь, — крыса и гнида.

Поэтому якудза просто подвел меня к решению, которое я принял сам. Вернее, он думает, что подвел. Ему неизвестно мое истинное отношение к Кэзухиро. Я без малейшего сожаления солью придурка-братца.