Октавы так и метались по клавиатуре, словно стадо испуганных жирафов; карлик прыгал на одной ножке; двенадцать жаб прыгали на всех четырех лапках каждая. Я присел на ступеньки перед домом, а равнодушную улицу продолжала оглашать 25-я вариация Festin d’Aesope Алкана. Кто бы это мог быть? подумал я. Я слышал запись этого же отрывка в исполнении Хеймелина, слышал записи того же отрывка в исполнении Рейнгессена, Лорена Мартина и Рональда Смита, однажды даже слышал по радио трансляцию концерта, где этот отрывок исполнял Джек Гиббоне. Во всем мире это произведение исполняли всего лишь пять вышеперечисленных музыкантов. Но тот, кого я слышал сейчас, был мне неизвестен.
Прекрасная Гленда плыла по блистающему морю в карете, запряженной шестью снежно-белыми лебедями. Великая армия пересекала Польшу, прыгая на игрушечных ходулях. Женщина с хозяйственной сумкой прошла по улице и стала подниматься по ступенькам. Деловито и торопливо прошел куда-то мужчина с портфелем.
Шесть собачек исполняли чечетку на столах.
Вариации подошли к концу. Настала короткая пауза.
А затем в небо, точно перепуганные фламинго, вновь вспорхнула целая стайка октав. Но никто, ни один из прохожих, не остановился. Даже не вздрогнул.
Он играл вариации вариаций, а затем еще вариации новых вариаций. Играл одну вариацию за другой, которые изначально были совершенно несопоставимы и несочетаемы.
Ты готов к еще одному сражению? Никаких перспектив. Это может быть даже опасно.
Я поднялся и постучал в дверь.
Открыла женщина. Спросила: Что тебе надо?
Я сказал: Я пришел на урок музыки.
Она сказала: О...
А потом добавила: Но он не дает уроков.
Я сказал: Но меня он примет.
Она сказала: О, я, право, не знаю.
Я сказал: Я пришел на урок по Алкану, некогда прославленному современнику Шопена и Листа. Ныне он незаслуженно обойден вниманием консерваторского руководства, этого рассадника политиканства и интриг, а также всяческих махинаций в пользу посредственностей. А потому изначально был приговорен влачить жизнь в горьком забвении, с тем чтобы в самом конце умереть, как гласит легенда, будучи раздавленным книжным шкафом, который обрушился на несчастного, когда тот пытался взять с полки Талмуд. Сегодня лишь шесть человек в мире исполняют его музыку, причем из этой шестерки лишь трое наиболее активны и лишь один проживает в Лондоне. Вот я и пришел, чтобы взять у него урок игры на фортепьяно.
Она сказала: А он мне ничего не говорил.
Я сказал: Да ладно вам!
Она сказала: Ну ладно, хорошо, так и быть.
Я вошел в дом. И оказался в просторной комнате с голым полом, отваливающейся на потолке штукатуркой и огромным роялем в центре. Кто-то сидел за этим роялем, но мне никак не удавалось рассмотреть кто — торчали лишь ноги.
Он спросил:
Что вам надо?
Он поднял меч. Потом медленно и плавно занес его над головой.
Я сказал: Я пришел к вам, потому что я ваш сын.
Он сказал: Что за бред?
Я не знал, что на это ответить. А потом вдруг меня осенило, и я произнес:
Yai! Kisama!
Яи! Кисама!
yoku mo ore no koto о samurai ka? nante nukashiyagatte...
ёку мо орэ но кото о самурай ка? нанте нукасиягаттэ...
fuzakeruna!
фудзакэруна!
Он сказал: Что?..
Я сказал:
ore wa na ko miete mo chanto shita samurai da
орэ ва на ко миэте мо тянто сита самурай да
Похоже, это не произвело на него должного впечатления. А потому я продолжил:
yai, ore wa na arekara omae no koto о zutto sagashitetanda zo
яи, орэ ва на арэкара омаэ мо кото о дзутто сагаситэтанда дзо
кого о miscyō to omottena
корэ о мпсэс то омоттэиа
korc о miro
корэ о миро
kono keizu wa nа.
коно кэйдзу ва на
ore sama nо senzo daidai по keizu уо
орэ сама но сэидзо дайдай мо кэйдзу ё
kono уаrō baka ni shiyagatte nandei
коно яро бака пи сиягаттэ нандэй
kore о miro. baka ni shiyagatte
коре о миро, бака ни сиягаттэ
kore ga sono orasama da
корэ га соно орэсама да
Он сказал: О!.
Он сказал:
kono Kikuchiyo to iu no ga omau ka?
конo Кикутиё то иу но га омаэ ка?
Я сказал:
sayo de gozaru
саё дэ годзару
Он сказал:
yoku kike kono Kikuchiyo mösu mono ga onushi ni machigai nakereba
ёку кикэ коно Кикутиё мосу моно га онуси ни матигай накэрэба
onushi wa tonen totte jusansai
опуси ва тёнэи тоттэ дзюсансай