Читаем Последний сеанс полностью

Артем послушно убрал бутылку, свою рюмку, поставил согнутую в локте руку на стол. Илья опрокинул рюмку, приставил свою руку к руке Артема, вжался ладонью в его ладонь. Некоторое время они равнодушно пыхтели и надували щеки. Артем вдруг резко ослабил захват, и его рука под натиском Ильи больно ударилась о стекло стола. Он поднял бутылку с пола, со звоном приставил рюмки друг к другу и снова разлил:

– В жопу все!

<p>Утро. Стихи</p>

– «Над Бирюлево спокойно и мудро слышится трель соловья,

Вам приходилось приветствовать утро в мусоропровод блюя?", – процитировал Илья любимого своего московского поэта Леонида Костюкова. И добавил:

– Пора…

К утру Илья с Артемом досидели до стадии, когда ровным счетом ничего не забирает, сколько ни пей и не дуй. Есть только прекрасное ощущение ничегонечувствования в ничего незначащем мире. У Артема синяя щетина и левый глаз начинает подплывать. Илья так и не отмылся как следует – на щеке то ли царапина, то ли грязь. Волосы у обоих слипшиеся, жирные и немытые. Прекрасное начало нового дня – вот отсюда из точки нулевого себя хорошо начинать возрождение.

Возрождение начнется с падения в кровать. Первым, через минуту, как закроет за Ильей дверь, упадет в кровать Артем. Вторым – через сорок минут, промчавшись в такси из центра на юг против шерсти основного движения, в котором он будет сидеть очень-очень ровно, очень-очень прямо, стонать и зеленеть на лихих поворотах – вторым через сорок минут упадет на диван Илья. Артем проснется через три часа. Выпьет много холодной воды, снимет с себя джинсы и свитер и снова упадет. Илья проснется через два часа от звонка с работы, прохрипит, что заболел и не приедет. Выпьет литр холодного кефира, застучит от холода зубами, нашарит в шкафу одеяло и плед, накроется ими, потрясётся от озноба, а когда согреется, снова уснет – вкусно и надолго.

Но это потом. А пока они еще стоят в дверях. И Артем спрашивает Илью:

– Э-э-э, брат, тебе про меня, ну.. это… про меня и мою старуху, с которой я… это… ну в общем, кто тебе про меня рассказал? Таня?

– А тебе – про меня? Таня?

Оба замолчали. Покачивались на мягких бескостных ногах. Вспоминали, о чем они сейчас говорили. И что отвечали. Или не отвечали?

– Точно Таня, – подумал Артем, валясь на кровать. – Гадина, – зевнул как следует и, не успев закрыть рот, отрубился.

– Точно, она. Коза, – подумал Илья, валясь на сиденье такси.

И еще подумал, потому что сказать уже не мог:

– Э-ээ… господин водитель… полегче газуй.

<p>Артем. Знакомство</p>

«Я, участник психотерапевтической группы Артем Азикян, обязуюсь выполнять следующие правила, установленные ООО «Психотерапевтический театр Лисич и Воронович»: 1) относиться ко всем участником группы с уважением и доброжелательностью; 2) соблюдать во время сеансов дисциплину; 3) выплескивать агрессию с помощью подручных средств, выданных мне руководителем психотерапевтических сеансов Воронович Н.Б. только! в специально отведенном для этого месте (сцена психотерапевтического сеанса) и только! с разрешения руководителя; 4) поддерживать в классе психотерапии чистоту.

Обязуюсь также на все время прохождения мною психотерапевтической практики не вступать с другими участниками группы в дружеские, любовные, сексуальные и любые другие отношения. Я предупрежден, что нарушение даже одного из этих правил влияет на эффективность Метода по отношению ко всем участникам психотерапевтической группы. В этом случае данный Договор может быть расторгнут в одностороннем порядке без возращения мне оплаты курса психотерапии».

Эти трое, Таня, Илья и Артем, вылупились из психотерапевтической группы театра не сразу. Сначала паровались Таня и Артем. Общение вне сеанса они скрывали, но вся группа знала – эти двое, простившись друг с другом у дверей театра, уже через пять минут за углом говорят вновь «Привет!». Это бесило тех, кто придерживался правил.

Таня и Артем были не первыми, кого сводили сеансы. Хитрый Лисич, как черт хитрый! Нарушение правил было также предусмотрено Методом.

– Одним нужны правила, чтобы следовать им, – каркал Лисич. – Другим – нарушать. Одни хотят нарушить, но боятся и поэтому ненавидят тех, кто не боится. Другие нарушают, и ненавидят за это себя. Мы не можем отказывать людям в их привычных удовольствиях. Ха-ха-ха! Пусть видят – для ненависти у каждого тысяча поводов! Ненависть – всюду! У нас нестерильно. Как в жизни. Только быстрее, ха-ха-ха!

До появления Артема Таня занималась в группе около месяца. Она была единственной клиенткой театра за все время его существования, которая посещала сеансы бесплатно.

Танина мама и Воронович были подругами. Давно, в школьные годы, когда для дружбы вполне достаточно жить в соседних подъездах, ходить вместе в школу и сидеть несколько лет за одной партой. Потом их раскидало по разным университетам, обе закружились в студенческой жизни, в первых влюбленностях, первых работах. Они созванивались – на Новый год, 8 марта и дни рождения. Без особого интереса расспрашивали-рассказывали, кто чем живет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза