Последний сеанс

– Танюш, если после каждого оргазма тебе понадобится устраивать погромы, то не завидую твоему любовнику. Как вообще можно было своротить раковину в туалете? Что ты с ней сделала? Оседлала что ли, страшная женщина?

Илья хихикнул, вспоминая Таню, которая была похожа на мокрую прекрасную ведьму, когда ее увели из туалета в кабинет врача. Таня ни тогда, ни сейчас не могла сказать точно, зачем она вообще выбежала из зала. Она помнила только, что ей стало мало места, очень мало, невероятно мало. Она бежала по коридору, открывая все двери, которые встречались ей по правую и левую руку. За последней дверью был туалет, она кинулась туда, открыла кран, плеснула себе в лицо, остановила взгляд на отражении в зеркале над умывальником, взвыла и рванула умывальник на себя. Умывальник поддался так, точно был табуреткой, которую она просто переставила. Санитары застали Таню уже в полном счастье освобождения. Она сияла и, сидя на полу, с интересом смотрела, как хлещущая из дырищи в стене вода заливает шахматный кафель.

Илья убрал руку с Таниного живота и довольно толкового изобразил ее, входящую в сношение с раковиной. Артем расхохотался, покрутил головой, вытянул оцепеневшие ноги, скрестил их у щиколоток.

– Тане вообще любовник нужен будет только для прелюдий, – продолжил фантазировать Артем, – В кульминационные моменты она будет предпочитать сантехнику.

– Или сантехника! – булькнул в бокал Илья. – Таня, запомни, сантехник – вот твой идеальный любовник!

– Ага, – Таня потерлась об Артема, выхватила сигарету из рук Ильи, затянулась, дала затянуться Артему и вернула сигарету Илье. – Себя вспомните на сеансе. Сейчас, конечно, никто не поверит, но я еще помню Артема, который орал, как последний джигит в ауле: «Убью, сука, убью! Убью жирная… грязная»… Кто там?

– Свинья, – подсказал Артем, – Я, Танечка, не могу позволить себе при женщинах выражаться – пришлось эвфемизмами.

– Жирная мерзкая свинья – это эвфемизм по-твоему, да? Что же тогда… – взбодрился Илья, даже глаза раскрыл.

– Куда мне до тебя, – сладко протянул ему Артем, – как разошелся наш голубоглазый Зигфрид! Мальчик, ты – гений! Вас в литинституте учили так материться? Я бы взял несколько уроков у твоего профессора, дашь телефончик? Оно и видно – литератор, епт! Представить себе не мог, что можно столько всего навертеть с одним словом «мудак», а там были и другие слова… Мне, право слово, было совестно за тебя, малыш, – Артем дотянулся до плеча Ильи. – Я краснел, как…

– Да, пошел ты… От твоего нутряного крика я чуть в штаны не наложил. То был дикий вой предков, восставших на защиту твоего бесчестья…

– Не… Это был отзвук отчаяния его прадеда, который вспомнил, как потерял нежно и греховно любимую им овцу! – прокомментировала Таня, устраиваясь на Артеме как в кресле.

Илья с восторгом потянулся губами к ее животу и обращаясь к животу же нежно залепетал:

– Таня, Танечка, ну как можно такое говорить? Ты ведь педагог, – губы близко-близко. – Однажды у меня будут дети, – поцелуй. – Однажды… – еще поцелуй. – У меня будут дети, и я бы хотел быть уверенным, что их учитель русского языка…и… литературы…

Артем очнулся под жестким взглядом бармена из дальнего угла зала, выпростал у Тани поникший на бок бокал, допил одним махом:

– Дети мои, пить больше нельзя, считаемся и валим отсюда!

Официантка живо подсунула готовый расчет.

Артем полез в задний карман джинсов за бумажником, цыкнул на проявившего интерес к реальности Илье:

– Малыш, сегодня я за всех…

Таня не стояла на ногах. Валилась то на Илью, то на Артема, пока они надевали на нее куртку, завязывали шарф. Таня упиралась. Она не хотела садиться в распахнутое такси, обнимая и целуя Артема, обнимая и целуя Илью. Они то поддавались на ее объятия, то стряхивали с себя ее руки… Наконец, Таню положили-усадили. Илья уже готов был нырнуть туда же вслед за Таней, но Артем неожиданно твердо схватил его за рукав… Илья одернул его, извернулся, а в это время Артем уже сам заносил ногу, чтобы прыгнуть к Тане, но Илья выволок его за шиворот и чуть было не получил в ответ по морде. Вдруг Артем серьезно посмотрел на Илью и кивнул. Илья кивнул Артему. Они, наконец, хлопнули дверцей такси и вдвоем – пальто на распашку, пар от распаренных возней и алкоголем тел – смотрели, как такси плавно встраивается в вечерний поток машин.

– Таня мила…

В головах фонарных столбов мотылялись тяжелые хлопья снега. Такие редкие, что их можно было посчитать: один, два… десять… шестнадцать. И таяли крупными каплями на темном асфальте. Артем и Илья охлаждались, замерзали, трезвели. В ушах еще звенел Танин голос: «Мальчики, я вас так полюбила, так полюбила, так люблю».

– Да, мила, – согласился с Ильей Артем.

Лисич и Воронович

Знаменитый психотерапевтический метод «театр освобожденной ненависти», который принес Наталье Борисовне Воронович славу и был зафиксирован в книжках под ее именем на самом деле, от макушки до хвоста, придумал и продвинул ее бывший патрон. Патрона звали Лисич.