Затем Самюэль Феншэ рассказал, как Посейдон решил завести в туман суда правителя Итаки.
– Тогда к Одиссею явилась Афина и посоветовала ему отправиться на остров Эолия, где он получил в подарок бурдюк, содержавший в себе «буреносные ветры».
– Но моряки открыли бурдюк, и корабль снова принесло к Эолии.
– Одиссей и его спутники смогли вернуться домой только после долгих лет странствий.
Бывший служащий юридического отдела ниццкого банка с восхищением слушал рассказ об Одиссее. Он прекрасно знал эту историю, но в устах Феншэ каждое приключение древнего героя освещалось по-другому.
Голос Феншэ смягчился, когда он стал говорить о возвращении моряка, переодетого в нищего, к себе домой. Наконец он рассказал и о его мести: Одиссей убил из лука поклонников его жены Пенелопы.
С испугом в глазу Жан-Луи Мартен напечатал то, что вдруг показалось ему откровением.
Феншэ понял не сразу.
Этот неожиданный каламбур заставил врача улыбнуться.
Одиссей! Он хочет, чтобы его звали Одиссеем. Как моего друга детства. Неужели это всего лишь совпадение? Знал бы он, что воскрешает в моей памяти это имя: Одиссей!
– Кто знает, возможно, когда-нибудь к Интернету подключат руки, способные производить действие.
– Какой у вас мотив сейчас?
– Нельзя так легко перешагнуть через десять лет университетских занятий и пятнадцать практики в больничной среде.
Жан-Луи Мартен начал с того, что поменял псевдоним. «Овощ» умер, комплекса у него больше не было. Он решил стать героем фильма о своей жизни. Он был Улисс, U-lis. Пришло его время быть сильным, хозяином своей мысли, хозяином своего мозга.
Больше не терпеть, – сказал он себе.
Он дал своему уму развернуться в Сети, подобно великому мореплавателю, устремляющемуся за морскими течениями. Афина была рядом с ним.
50
Открыв глаза, Лукреция Немро видит ногу в ботинке. Во рту все еще вязко от хлороформа. Она обнаруживает, что на ней смирительная рубашка.
Мышка попалась.
Она барахтается. Поднимает глаза на ногу в ботинке и понимает, что это нога капитана Умберто, а сама она, Лукреция, находится на борту «Харона».
– Умберто! Сейчас же освободите меня!
Она хочет встать, но смирительная рубашка завязана накрепко.
– Не так-то легко было найти этот допотопный инвентарь в больнице, которая борется с архаизмами, – вздыхает Умберто, наконец повернувшись к ней. – Тогда я пробежался по барахолкам. Удобно, правда?
В иллюминатор Лукреция видит, что судно направляется к Леринским островам. Она бьется.
– Отпустите меня!
– Успокойтесь, или я буду вынужден вколоть вам транквилизатор. Мы едем в больницу, и все будет в порядке.
– Я не сумасшедшая.
– Знаю. Все вы так говорите. Я уже спрашиваю себя, не эта ли фраза всякий раз помогает вычислить душевнобольных.
Он хохочет.
– Это вы сумасшедший! Немедленно верните меня в Канны. Вы отдаете себе отчет в том, что делаете?
– Мудрецу снится, что он бабочка, или это бабочке снится, что она мудрец?
Бывший нейрохирург зажигает свою трубку и выпускает несколько густых клубов дыма.
– Освободите меня! – приказывает Лукреция.
– Свобода – только идея, которой забивают наши головы.
Он увеличивает скорость «Харона», чтобы побыстрее добраться до форта, который вырисовывается на горизонте.
– Умберто! Это вы напали на меня в морге, да?
Моряк не отвечает.
– Порой Харон ступает на берег и служит представителем одного народа у другого.
– Мифологический Харон требовал золотой за переправу через Ахерон. Что бы вы сказали о тысяче евро за то, чтобы вернуть меня в порт?
– Есть более веские мотивы, чем деньги. Вы забываете, что я был врачом до того, как стал нищим.
– Если вы немедленно меня не освободите, я подам жалобу; вы рискуете иметь неприятности с правосудием.