Последний секрет Парацельса

Я и сама не совсем поняла, что имелось в виду, но по мере того, как все новые и новые люди выходили в центр, к гробу, до меня стало доходить, что Денис, очевидно, скрыл от друзей и коллег матери истинную причину ее смерти. Я посмотрела туда, где находился молодой человек. Казалось, пространство вокруг него наполнено гневом, – потому, наверное, он стоял в стороне совершенно один. Его лицо было бледно и походило на маску, что отливали для обряда погребения фараонов – красивую, но неподвижную и ничего не выражающую.

Может, Денис прав? Может, и не стоит людям знать, как именно умерла Людмила на самом деле? Это могло бы вызвать ненужные пересуды, сплетни вокруг матери, – видимо, парень просто старался уберечь ее память. Кроме того, отвечать на вопросы типа «Да как же это она могла так поступить?!» или «И как только божьего наказания не убоялась?!» ему было бы невероятно тяжело. Нет, я нисколько не осуждала Дениса за ложь.

Как я ни собиралась с духом, но так и не смогла произнести ни слова над телом подруги. Наверное, и к лучшему, потому что панихида и так сильно затянулась, и санитар уже начал делать недвусмысленные знаки Денису, показывая, что лимит времени исчерпан – другие «клиенты» заждались своей очереди.

Присутствующие начали расходиться. Некоторые из них садились в собственные автомобили и уезжали, считая свой последний долг перед Людмилой Агеевой выполненным. Другие направлялись к ближайшей автобусной остановке, но большинство, в числе которых были и мы с Ларисой, пошли к ожидавшему нас автобусу от бюро ритуальных услуг. Оглядевшись в поисках Виктора, я отметила, что он так и не счел нужным появиться: муж Ларисы не решился прийти на похороны бывшей жены, с которой прожил почти тридцать лет и родил сына. К моему удивлению, я заметила, что тетя Оля также отсутствовала. Неужели действительно уехала?

При входе в автобус я снова столкнулась с женщиной, которая говорила о Люде так хорошо. Представившись, я узнала, что ее зовут Нелли Сергеевной Немцовой.

– Насколько я понимаю, вы близко общались с Людой? – уточнила я.

– Настолько, насколько она позволяла, – печально кивнула та. – Если вы ее подруга, то знаете, как Людмила не любила говорить о своих проблемах!

Я согласно кивнула.

– Послушайте, Нелли Сергеевна, мне хотелось бы поговорить с вами о Люде. Вернее, о том, что предшествовало ее смерти. Где и когда мы могли бы это сделать?

Женщина порылась в сумочке и, выудив визитку, протянула мне.

– Звоните в любое время.

На кладбище тоже было довольно прохладно: дул сильный ветер, и кроны деревьев качались так, что, казалось, готовы обрушиться прямо нам на головы. Накануне по телевизору передали штормовое предупреждение, и сейчас оно сбывалось: все выглядело так, словно сама природа выражает свой протест против гибели моей подруги. Я молча наблюдала за тем, как гроб опускают в яму, и все никак не могла поверить, что вот так все и закончится для Люды Агеевой, отличного медика и просто хорошего человека. Однако на глазах у меня не было слез. Даже удивительно: мне казалось, что я буду рыдать всю дорогу, но почему-то сейчас не могла плакать. Лариска ревела в голос, как и многие другие женщины, даже некоторые мужчины прослезились, а я не смогла выдавить ни слезинки.

Служители кладбища начали забрасывать яму землей, и постепенно на могиле вырос довольно внушительный холм, на который тут же пристроили большую фотографию Мамочки, перевязанную черной траурной лентой. Я определила, что этому снимку, наверное, лет пять-семь. Внезапно мне показалось, что Люда смотрит прямо на меня. Я оглянулась, пытаясь понять, у меня ли одной создалось такое впечатление, но никто к портрету особенно не приглядывался. Печальное лицо. Легкий изгиб губ придавал ему виноватое выражение, словно она просила прощения за то, что все так получилось. И снова у меня перед глазами встали строчки ее записки, которую следователь так поторопился считать предсмертным письмом: я уже выучила текст наизусть, и он постоянно прокручивался в мозгу, как старый мельничный жернов. Я все пыталась понять, что же все-таки Люда хотела сказать мне. Как ни старалась, я не смогла найти в этом письме того, что с такой легкостью определил следователь, – намерения подруги добровольно покинуть этот мир.

Бросив последнюю горсть земли на могилу, я поискала глазами Лариску. Она стояла в окружении каких-то теток с работы Людмилы: очевидно, они уже нашли общий язык и, судя по постоянному сморканию и вытиранию уголков глаз бумажными салфетками, именно в данный момент предавались воспоминаниям о безвременно ушедшей.