Монахи, сидевшие на скамьях по обе стороны алтаря, сосредоточенно бормотали молитвы, и наконец один из них, которого Жиль раньше не видел, приблизился к аналою и, перевернув страницы лежавшей на нем Библии, размеренным голосом прочитал:
— Евангелие от Марка: «И как уже настал вечер, — потому что была пятница, то есть день перед субботою, — пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу. Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею и положил Его во гробе…»[4]
.Боссюэ вздрогнул, услышав эти слова. У него опять возникло ощущение, что какая-то сила упорно влекла его к чему-то таинственному, чего он еще никак не мог осознать. Случайным ли было то, что во время службы стали читать именно отрывок о святой плащанице? Возможно, это действительно было так, и это было лишь совпадение — одно из многих в этой истории… Однако не исключено было и то, что брат Алехандро специально все подстроил, чтобы посмотреть на его реакцию. В таком случае Жиль, несомненно, выдал себя. Встревоженный и смущенный, он бросил взгляд на брата Алехандро, ожидая увидеть в его глазах подтверждение, но тот, поглощенный службой, даже не смотрел на него. Как бы то ни было, это лишь еще больше обеспокоило Жиля.
— Слово Божие, — заключил свое чтение монах (Боссюэ даже не слышал, о чем шла речь после того, как была упомянута плащаница).
— Тебя, Господа, хвалим! — в унисон воскликнули братья, отчего Жиль снова вздрогнул.
Затем раздалось пение. Церковь наполнили торжественные, певучие голоса монахов, певших Salve, о котором Жилю говорил брат Хосе. При этих звуках Боссюэ вдруг почувствовал, как покой и умиротворение входят в его душу: все его страхи и беспокойства стали казаться ничтожными перед безыскусной красотой песнопения и безграничной верой, которой оно было пронизано. Когда голоса смолкли, их отзвук еще секунду звенел в каменных сводах, и затем наступила тишина.
Братья снова зашептали молитвы, и через некоторое время монах, читавший Евангелие, поднялся со своего места и, засветив три большие свечи, погасил все остальные, за исключением той, что освещала дарохранительницу. Аббат приблизился к аналою. В полумраке церкви его лица практически не было видно, но от его фигуры веяло какой-то таинственной силой, которую Боссюэ почувствовал еще в трапезной.
— Благословляю вас во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — сказал он глубоким голосом, осенив братьев крестным знамением. — Идите с миром.
Монахи начали подниматься со своих мест и чинно направились к выходу. Брат Хосе, шедший одним из последних, подошел к Жилю.
— Вам понравилось Salve? — спросил он, когда они вышли из церкви.
— Да, очень, — искренне ответил Боссюэ.
— Это старинное песнопение, — пояснил монах, заметив неподдельный интерес Жиля. — В нем мы просим Господа, чтобы Он позволил нам послужить Ему еще один день.
— Восхитительное песнопение, потрясает до глубины души, — снова откликнулся Боссюэ.
За то время, пока они были в церкви, воздух стал еще холоднее. Жиль машинально сунул руки в карманы и нащупал лежавший там листок с планом, о котором он уже почти забыл. Брат Хосе и Боссюэ молча пересекли галерею до вестибюля и оказались у лестницы, ведшей наверх, в кельи монахов.
— Проводить вас до вашей кельи? — спросил брат Хосе.
— Нет, спасибо. Я ведь знаю дорогу.
— Хорошо, как хотите. В таком случае до завтра. Я зайду за вами перед завтраком. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответил Жиль, помахав рукой на прощание.
Брат Хосе повернулся и двинулся по лестнице наверх, а Боссюэ остался стоять, дожидаясь, пока все монахи разойдутся по своим кельям. Когда вестибюль опустел, Жиль выждал для верности еще некоторое время и полез в карман за планом монастыря. К его удивлению, листка там не оказалось. Боссюэ сунул руку в другой — левый — карман, хотя был уверен, что всего несколько минут назад план находился в правом. Как он мог его потерять? Жиль постарался восстановить в памяти все, что произошло с тех пор, как они с братом Хосе вышли в крытую галерею… «Это случилось, когда мы прощались! Ну конечно же, когда прощались!» — подумал Боссюэ и невольно повторил тот самый жест. Он ясно вспомнил, как вынул руку из кармана и помахал брату Хосе. Несомненно, он уронил план именно в тот момент.
Жиль нагнулся, чтобы поискать листок на земле, как вдруг за его спиной раздался голос, который он тотчас узнал:
— Добрый вечер, сеньор Боссюэ.
— Добрый вечер, брат Алехандро, — все еще не поворачиваясь, ответил Жиль.
— Вы что-то ищете? — спросил монах. — Возможно, этот листок? — добавил он ледяным тоном в тот момент, когда Боссюэ уже собирался ответить, что вовсе ничего не ищет.
Жиль обернулся и потерял дар речи: монах держал в руке план, угрожающе потрясая им как оружием.