— Марш по комнатам! — уличённая в чувствах громко воскликнула Елизавета, махнув рукой и девушки, тихонько смеясь, всё же поспешили удалиться.
Видать знали, какой тон опасен, а какой лишь для речи красен.
— И чтоб вас тут не видела, — добавила она веско, после чего чуток смягчилась и продолжила. — Нам наедине поговорить надо. Так что уши не грейте.
— Конечно матушка, мы поняли. — кивнула Мари, забирая медицинский бокс.
— Только за чайником проследите. — помахала рыженькая, близняшек подгоняя, но те всё таки дорубили салатик и только тогда сподобились.
— А это вам. Да, вам. Держите, — прощебетали они, мимо пробегая и полную тарелку рядом со мной оставляя. А у самих руки тонкие, голоса звонкие, черты лица остренькие. Вот реально, как птички. Ещё сущи их заспинные вроде как нечто похожее на пёрышки имели, но разглядеть не успел. Убежали раньше, напоследок пожелав. — Ешьте осторожно. Салат с орешками. Да, с орешками.
— А я тут это. Закрутки вам открыла. Давно лежат и их бы уже того, надо бы… — сказала атлетка, сворачивая крышку последней банки с огурцами.
— Спасибо Герда. — кивнула ей Лиза, со смирением глядя на штабель из десяти открытых банок. — Твоё бы рвение, да в мирное русло.
— Так я же это…на всех. — замялась девушка и женская сущность за её спиной, бинтами до груди полновесной затянутая, мускулами под путами зашевелила.
— Иди давай. — похлопала по крепкому плечу её матрона.
Оставшись наконец наедине, я миску с салатиком взял, зачерпнул нарезки мелкой и отведал. И уж не знаю, что туда девушки намешали, но было вкусно до изумления. И сладко, и солёно, и кисленько, одним словом — нажористо. Всё как я люблю.
И вместе с заеданием стресса, в лучах солнца закатного подругой я своей давней залюбовался. На вид, она хоть и стала старше, но явно в жизни её без омолаживающих инъекций не обошлось. Не смотря на поредевшие и забранные в тугую косу волосы и сеточку морщин в уголках глаз, я бы дал ей лет сорок, но никак не шестьдесят.
Дождавшись, когда шаги последней девушки затихнут где-то в районе гостиной, она достала сигарету из отворота тёмной жилетки, которая с таким же по цвету платьем сливалась, и закурила. И в отличие от прочих папирос, дым от этой звучал приятными сухими травами.
— Да ты бы лёг. — посоветовала она снова и в этот раз я от предложения не отказался.
Всё таки, то ли от препарата, то ли от сытости, но голова малёха покруживалась. Улёгшись на простынку, я ноги вытянул и со стороны Елизаветы получил ироничный хмык.
— Это ты на девок моих или меня рад так видеть? — проследив за её взглядом, я увидел, как сместившееся в глубоком кармане штанов Яблоко очень уж легло не выгодно.
— Да ну ты что, это я на салатик. — схохмил в ответ, смущённо Яблоко поправляя.
— Хе-хех, ну-ну… — всё ещё с иронией посмеялась подруга и судя по всему, её уже попускало.
— Я и правда не ожидал тебя тут увидеть. — повернулся к ней, за облачками дыма наблюдая.
Она пускала их всё в той же манере, как и в давнишнем прошлом. Сперва дымный кружочек, а после тонкий поток дыма прямо в центр. Когда-то именно так она в моё молодое сердце и залетела, но после вылетела и растворилась, точно также, как дым. Не сошлись мы нравами.
— Я тоже Семён… Я тоже не ожидала. — ответила она, куря, на меня поглядывая и явно точно также, как и я, давнее прошлое вспоминая. — Ты как тут очутился то?
— Да как и все. Кручина придавила и вот в лучшие места направился. — спокойно ей поведал.
И судя по глазам, она мне не поверила. Помнила, небось, каким я домоседом являлся, да за землю свою держался и потому следующий её вопрос был очевидным.
— А как же дом? — спросила она между затяжками.
— Так он сгорел на днях. — сказал легко и даже с улыбкой, морально уже готовясь к надвигающимся расспросам.
— А жена? — всё же не стала далеко ходить Елизавета и спросила про свою бывшую соперницу.
— Померла десять лет назад. Сопроводил достойно, как и всю родню.
— Соболезную, — затянулась она в долгую, глаза отводя. — Детей то удалось наделать?
— Да, сына, — и видно было что на эту новость улыбнуться Лизка собиралась, да только юлить и правду горькую от неё скрывать я был не намерен. — Да только сгинул он на войне последней без вести. Так и не знаю ничего о нём.
Вот тут она и вовсе отвернулась, слезу пуская.
Ох женщины, вот сколько с ними жил, всегда загадками их чувства были. Велики их сердца, не иначе. Всяко больше наших мужских, раз в них судьба чужого сына место находит. Хотел я уже подняться, да она рукой уверенно махнула и самостоятельно слёзы платочком утёрла.
— Сочувствую тебе, Семён. Что-то прям не удались мы с тобой, не сложились… — задумчиво она произнесла, и к чайнику закипающему подошла, с огня убирая.
— Да ну ты что, Лизка. Хорош слёзы ронять. Сами-то живы, так что тужить не пристало. Да и в смысле не удались не сложились? — насколько позволяла поза, я здоровой рукой обвёл её дом. — У тебя и кров и дочек вон сколько. Да ещё каких!
— Я им не родная мать, Семён. — сказала она тихо о том, о чём я и сам догадывался. — Сколько сама пыталась, так и не удалось.