И так-как слушателем я был умелым, а интереса имел выше крыши, начала она потихоньку мне рассказывать всё то, что в себе держала. И слово за слово, вопрос за ответом, ответ за вопросом раскрывалась картина жизни её непростой и далеко не лёгкой.
Конечно по молодости, как и у многих, начиналось всё красиво, громко и ярко.
Скандал с парнем, то бишь со мной, скандал с родителями и прямиком за дверь на волю-вольную. В путь она отправилась, имея за спиной приданное на свадьбу, которое аккурат на обучение своё и потратила. По её словам, до Светлозёрска она дошла тем же днём и на курсы обучающие записалась.
Как выяснилась, в этих краях как раз поддержанная государством социальная программа проходила и всех желающих брали в ряды Столичного персонала. И многие страждущие жизни новой туда подались, но не многие отборочные тесты осилили. Лизка и сама по нижней планке прошла, поэтому взяли её не в офисную обслугу, куда она метила, а в ряды полиции доблестной.
— Так ты что же, на СКИПовцев работала? — удивлённо её переспросил, кружку для добавки протягивая.
— Да Семён. Туда подалась, ибо выхода иного не осталось, — кивнула она, доливая и себе и мне отвара душистого. — Тут хоть, в Светлозёрске, и приняли меня хорошо, но я то дура-дурой была. На амбициях своих целый домик арендовала, вместо комнаты. Вот деньги в самом скором времени и понадобились. Это я уже потом нужную сумму накопила и этот дом выкупила, а до того только по кредитам и расплачивалась.
— Понимаю тебя, — покивал ей сочувственно. Хоть я сам в кредиты денежные не лазал, но по соседям своим видел, как тяжко с ярмом на шее живётся. — И что как там в СКИПе? Нормально платили?
— Да как тебе сказать, — замялась сидящая передо мной женщина, вспоминая уж точно не всякое доброе-славное. — Платили нормально. Но вот то, что приходилось за эти деньги делать… Нет, прости. Об этом рассказать не могу, даже если захочу.
— Почто так? — решил уточнить и вместо ответа она высокий ворот платья оттянула и шею показала.
А точнее то, что на ней было вытатуировано. Большие буквы «СЧ», перечёркнутые жирным крестом. Что удивительно, такой же символ я приметил и на её астральной сущности, прямиком на том месте, где у громады каменной предполагалось шее находиться. Я ещё тогда, у пруда, подумал, что это может значить, но теперь мне Елизавета сама поведала.
— Я дослужилась до второго ранга. «С», это как солдат, а буква «Ч», это значит чуящий. Короче, ищейкой я была, но когда уволилась, вкололи мне инъекцию о неразглашении. Если захочу рассказать о секретной информации, полученной в период службы, то не смогу. Дыхание остановится, вплоть до обморока.
— Это они радикально, — посетовал на столь суровые методы. — Что же там было-то такое, чего рассказывать нельзя? Неужто прям совсем ничего сказать не можешь?
— Да грязь там была, Семён. — докурила она уже вторую травяную сигарету, сильными пальцами туша окурок в пепельнице. — В этой грязи я и барахталась, алмазы хватая. Последним делом оперативным вот девок своих из беды вытащила и сама погоны сорвала. К тому времени я уже достаточно средств заработала, чтобы для себя начать жить. И пока, тьфу-тьфу, хватает.
— Да ужжж… — подёргал я себя за бороду седую. — И долго копить пришлось?
— Тридцать лет, Семён, — печально улыбнулась подруга моя, крутя в пальцах третью сигарету. Но всё же подумала-подумала и убрала её обратно в потайной кармашек. — Тридцать лет им отдала, пока новый смысл жизни не встретила.
— Это ты про девочек? — подметил точно и получил кивок.
— Про них, бесовок. Хоть маюсь с ними знатно, волнуюсь и переживаю за них, но они у меня хорошие. Даже когда подслушивают вовсю, когда им велено по комнатам разойтись. — повысила она голос в сторону одного из входов на кухню и оттуда тут же смехом и говором девичьим прыснуло.
И вот ведь действительно обоняние у подруги моей обострилось. Даже я не услышал-не почуял, как девушки подкрались и у входа спрятались. Мог бы зрением тонким увидеть, да только всё внимание в беседе находилось, об остальном и не думал.
— Ой да ладно тебе, маменька. Чего за нас волноваться-то? — грациозно вышла из за поворота рыжеволосая девчонка и прямиком к Елизавете направилась, обнимая крепко. — Мы же уже не маленькие, за себя ответить можем и цену себе знаем.
За ней все остальные потянулись и одновременно радуя меня и немного печаля, каждая себя халатом цветным прикрыла. И вот ведь не думал и не гадал, что в свои то годы на женскую красоту среагировать сумею. Да и как тут не, когда девушки в самом расцвете своём. Лет по двадцать — двадцать пять, не больше.
— Ох Яра, ты-то точно знаешь, — ответила ей Елизавета, сдержанно её обнимая. — Знакомьтесь уж, раз прокрались. Это мой друг детства, Семён Алексеевич. Семён, а это дочки мои названные. Рыжая бесовка, это Яра. Мари, Беллу и Герду ты уже знаешь. Близняшек у нас зовут Ада и Рая, но ты на их мордашки милые не ведись, они те ещё чертовки. Также в доме живёт Лаура, но она пока не выйдет. Плохо себя чувствует.
Каждая из названных рукой мне махала и улыбалась, а я с улыбкой кивал им в ответ.