Последний шанс (СИ)

Сижу на банкетке в собственной прихожей и трясусь словно заяц. Утро понедельника настало, но вовсе не прибавило мне смелости. Нужно идти в поликлинику и закрывать больничный, напоминаю себе в сотый раз. И я уже собралась. Вот только выйти из квартиры мне не хватает смелости. Как только представлю, что придется снова встретиться с тем врачом, меня тут же затапливает острое чувство стыда. Ну, как я ему в глаза буду смотреть? Что он обо мне думает?

Только больничный нужен обязательно. Иначе меня уволят. И что тогда? Это на словах легко найти новую работу. А на самом деле это очень трудно. Особенно, когда за тебя некому попросить. А за меня некому. Родственников нет, мужа нет... В такие минуты становится себя жалко. Но жалость - это не то чувство, которое мне хочется испытывать к самой себе.

Тяжело вздыхаю и смотрю на себя в зеркало. Ведь не дура, не уродина. Почему всё так?

Но сиди - не сиди, ничего не изменится. Медленно встаю, поправляю несуществующие складки на юбке и выскальзываю из своей уютной квартиры. Запрещаю себе думать о том, что мне предстоит. Как-нибудь переживу. Не сгорю со стыда...

Настраиваясь на нужный лад, доезжаю до поликлиники. Здесь очереди, люди, шумно, суетно. Хорошо, что я по записи. Только всё равно приходится ждать. Но хотя бы не так долго.

Осторожно стучу в дверь.

Слышу бодрое:

-Войдите!

Вновь тяжело вздохнув, захожу в кабинет.

-Можно? - робко переспрашиваю.

Даниил Сергеевич кивает мне, а сам, улыбаясь, протягивает какие-то бумаги женщине в белом халате.

-Нина Георгиевна, будьте добры, отнесите это в кабинет Харитонцеву. Он просил срочно.

Она кивает, берет бумаги и уходит.

А Гулиев , продолжая улыбаться, смотрит уже на меня. Улыбка сильно меняет его лицо. Оно становится в разы светлее и теплее. Ему идет.

-Не жмитесь к двери, Алевтина Станиславовна. Я вас не съем. Даже ругать больше не буду.

Неверяще смотрю на мужчину. У него, что, сегодня настроение хорошее? Раз так, мне, видимо, повезло.

-Проходите, присаживайтесь, - он кивает на стул, - Я заполню все, что нужно, и вы свободны.

Устраиваюсь на стуле. Сама себе при этом кажусь слишком неуклюжей, какой-то деревянной.

И неизвестно зачем, начинаю бормотать:

-Понимаете, тогда так неудобно получилось. Я даже не знаю, как вам объяснить... Я не пью. Ну, то есть могу на праздник бокал вина. А в тот день что-то накатило... И перебрала. На работу опоздала. Если бы узнали, то выгнали бы. Я просто не знала, что еще можно сделать!

Чем дольше говорю, тем сильнее краснею. Вообще, зачем я рот открывала?! Написал бы он всё, что нужно, и на этом бы я ушла. Вот какое ему дело до моих проблем?

Даниил Сергеевич во время моей исповеди продолжает что-то писать и печатать.

Когда я заканчиваю свою сумбурную речь, устремляет на меня проницательный взгляд.

-Алевтина, могу я к вам так обращаться?

Утвердительно киваю.

-Алевтина, я в курсе, что жизнь - это то еще испытание. И людям очень часто больно, одиноко, страшно. Но алкоголь - это не панацея. Это путь в пропасть. Это я вам, как врач, говорю. И нет, вы непохожи на пьющего человека, поэтому прекращайте чувствовать себя перед всеми виноватой. Если бы было по-другому, я вас бы даже слушать не стал. Просто...

Он смотрит с явным участием.

-Проблемы нужно решать. Если их решение по каким-то причинам невозможно, то с этим следует смириться. И жить дальше, наслаждаясь этим процессом. Жизнь довольна приятна, если к ней правильно относиться.

Я не ожидала подобных откровений, поэтому всё, что могу сделать - это хлопать ресницами. Даже с ответом не нахожусь.

Даниил Сергеевич склоняется над документами, а уже через несколько минут обращается ко мне.

-Я вам все оформил. Можете идти. И подумайте над тем, о чем я вам только что сказал.

Я снова киваю, ныряю рукой в сумку, вытаскиваю конверт, несмело кладу его на стол.

-Спасибо! - говорю, разлепляя губы, и пулей вылетаю из кабинета.

Тем более, что вслед мне несется грозное:

-Алевтина.... Станиславовна!

Какой бы простофилей я не была, я четко знаю, что миром правят деньги. Именно они, потому что у большинства потребностей человека материальное воплощение. И без денег никуда.

Лишь на первом этаже позволяю себе притормозить. Куда я несусь? Меня никто не догоняет. И деньги я оставила ему правильно. Я Гулиеву никто, чтобы он мне помогал просто так.

Возвращаюсь домой, звоню Сапрыкину, ставлю в известность, что больничный лист я закрыла и завтра выхожу на работу. Он отделывается от меня коротким: "Хорошо". Оставшееся время занимаюсь домашними делами: магазин, готовка, уборка, подготовка одежды на завтра. Так проходит остаток дня. Постепенно жгучий стыд за все случившееся утихает. Все мы время от времени совершаем ошибки. Нужно уметь их себе прощать.

На работе меня ждет работа. Если уж быть честной, то много работы. А еще недовольство Сапрыкина, коллеги, норовящие скинуть на меня свои обязанности. Короче, головы мне поднять некогда. И я забываю про Савву. Как там Гулиев говорил, если не получается решить проблему, то нужно смириться с существующим положением дел? Пожалуй, для меня это будет наилучший выход.