Последний штрих

– Я хочу покататься на сноуборде, – проговорила она. Я закусила губу.

– На сноуборде, – настойчиво повторила Сесил.

– Хорошо, солнышко, – мягко ответила я. – Скоро мы все пойдем кататься на сноуборде. Очень скоро. Ты непременно поправишься. А сейчас поспи. Ты обязательно выздоровеешь...

Тут в палату заглянула сестра и сказала, что мой визит подошел к концу. А мне показалось, что прошло всего несколько секунд. Я легонько поцеловала Сесил в загипсованную руку и вышла вместе с сестрой в коридор. Я рассказала ей о сноуборде и спросила, что это может значить? Дело плохо?

– Это что-то новенькое, – усмехнулась сестра.

Я засыпала ее вопросами и даже не заметила, как она подвела меня к лифту и нажала на кнопку. Только когда начали задвигаться двери, я сообразила, что происходит. Последнее, что я увидела, была медсестра, быстро удалявшаяся по коридору.

Я думала, моя начальница хоть раз дозвонится мне, чтобы узнать, как дела Сесил – как-никак они с ней тысячу раз встречались. Как же! На следующее утро (я проспала звонок будильника и спала бы дальше, если бы меня не разбудил завывавший в соседнем дворе листодув) я обнаружила на своем автоответчике очередное послание, начитанное отчеканенным голосом: «Здравствуй, Джесси. Как дела? Понимаю, сложно думать о работе, когда произошла такая драма, но если выпадет свободная минутка, будь так любезна, позвони мне».

При звуке голоса Тарин мне захотелось швырнуть телефон о стену. Но я совладала с собой и преспокойно стерла запись. Мне вспомнился совет отца, как поступать в подобных ситуациях: «Прими к сведению и забудь». Он уже не один десяток лет использовал такой подход к моей матери – своей бывшей жене.

Я работала в «Золотой клетке» седьмой год. Не раз я вынашивала планы побега, но они почему-то никогда не воплощались в жизнь. Время текло незаметно. В один прекрасный день, увидев на праздничном торте надпись «Джесси-29», я поняла, что к этим годам человек должен уже чего-то достичь. В общем-то в двадцать пять можно вести себя так же, как и в двадцать один. В двадцать семь уже слышишь бодрые шуточки: мол, в тридцать лет жизнь только начинается. Но в двадцать девять понимаешь, что все это ложь, и если ты по-прежнему работаешь, к примеру, всего лишь продавцом, то люди начинают бросать на тебя недоуменные взгляды, которые остается только принять к сведению и забыть. Но тут-то и обнаруживается, что это золотое правило не всегда срабатывает.

«Ну и что с того?» – утешала я себя. Открыть свое дело, как Тарин, я не могла. Да, я неплохо разбираюсь в дизайне помещений, но на этом много не заработаешь. Я и так едва успеваю гасить студенческие кредиты. Что ж, впереди у меня еще уйма времени.

Тарин Таппинг принадлежала к элите. Она окончила частную школу, где учились отпрыски аристократических фамилий: Вон дер Паттон, Робидо и все в таком духе. По слухам, ее предки прибыли в Америку в числе первых переселенцев на корабле «Мейфлауэр», но готова биться об заклад, что все это вранье. Она была тоненькой, как золоченый браслет-цепочка; прямые светлые волосы спускались чуть ниже острых лопаток. Тарин одевалась так, как принято у лос-анджелесских сливок общества: сшитые на заказ синие джинсы, остроносые туфли и дорогой полупрозрачный топик, чаще всего шелковый. Прореха между передними зубами придавала ей сходство с симпатичной белочкой – так мне показалось на первом собеседовании. Со временем эта дырка между зубами обретала все более хищные очертания, и вскоре я начала сравнивать Тарин с гигантским хорьком. Для Тарин лавка служила ярмаркой тщеславия. Мне почти не поручали стоящей работы – так, разные мелочи, а ничегонеделание еще никому не приносило славы.

Следующие несколько дней я только и делала, что бегала в больницу и «принимала к сведению» сообщения Тарин, тон которых становился все более раздражительным. То ли она не догадывалась, насколько тяжело состояние Сесил, то ли ей было плевать. Я всегда подозревала, что вместо сердца у нее вишневая косточка.

Пи-ип.

– Это Тарин. Знаю, ты сейчас переживаешь стресс, но если я не дождусь от тебя коллажей-настроений до Рождества, произойдет что-то страшное.

Пи-ип.

– Встреча назначена через две недели. Надеюсь, ты не забыла о Лиззи Биггенз?! Ты должна понимать, что мне просто позарез нужны эти коллажи. Я сижу на телефоне. Будь добра, перезвони мне в течение часа.

Пи-ип.

– Какого черта, Джесси?!

Пи-ип,