Последний штрих к портрету

– Мишенька, хоть ты и есть мой любимый троюродный племянник, но и тебе непозволительно хамить, – сообщила вдруг Аглая Тихоновна. Все посмотрели на нее в немом изумлении, потому что интеллигентный Михаил хамить не мог по определению. – Ты назвал Нюрку старухой и, исходя из того, что мы учились в одном классе, ты считаешь старухой и меня. Для этого, несомненно, есть все основания, уж коли сегодня мы отметили мое шестидесятивосьмилетие, но все-таки мне всегда казалось, что воспитание должно позволить тебе держать свое мнение при себе, а язык за зубами.

От отповеди Михаил покраснел как рак.

– Тетя Глаша, виноват, не подумал, каюсь, – сказал он и склонил голову. – Глупость сморозил.

– Да ладно, ты же не со зла. Для вас все, кто старше вас лет на десять, уже старики и старухи, так что мне не на что обижаться. Я и не обижаюсь, если только расстраиваюсь из-за пробелов в твоем воспитании, к исправлению которых не приложила руку.

– Тетя…

Аглая Тихоновна махнула рукой:

– Не нуди, Миша, поезжай. Вон и Глаша уже собралась. А мы с Катюшей посуду перемоем, не торопясь.

Хлопнула входная дверь, и Катя с Аглаей Тихоновной остались вдвоем.

– Может, вам полежать? – спросила Катя с надеждой, отлично, впрочем, зная ответ на свое предложение. – Я прекрасно сама все вымою и уберу.

– Ты у нас не в прислугах, деточка, – отрезала Аглая Тихоновна, когда она говорила таким тоном, спорить было бесполезно. – Так что я буду очень благодарна тебе, если ты мне поможешь, но не более того.

Она сама встала к раковине, заставив Катю, после того как она принесла на кухню всю посуду, сесть у стола. С этой позиции ей была видна только спина Аглаи Тихоновны, прямая, узкая, практически девичья спина, и по ее напряжению Катя вдруг поняла, что хозяйка квартиры вовсе не так спокойна, как хочет показаться.

– Аглая Тихоновна, вы что-то знаете?

Спина дрогнула, словно ее застали врасплох.

– Что?

– Вы знаете, почему могли убить эту вашу… Нюру. Интересно, как ее на самом деле зовут, то есть звали.

– Антонина. Девичья фамилия у нее была Селезнева, а по мужу, стало быть, она Демидова. Хотя я этого не знала, пока она в Москве не объявилась. Мы расстались в июле шестьдесят девятого, когда я уезжала из Магадана. Мы с Иринкой уезжали, третьей нашей подружкой. Я больше никогда не была в Магадане, потому что у меня там никого не осталось. Не к кому было возвращаться. А Нюрка, Тоня то есть, так мечтала приехать к нам в Москву, но у ее мамы денег не было, она на хлебокомбинате работала, Нюрку одна растила, так что не было ни малейшего шанса ее увидеть. Тогда я была в этом уверена. Я же даже не знала, что она замуж вышла, во Владивосток переехала. А у нее сын, оказывается, вице-адмиралом флота стал, внучка актрисой. Зигзаг судьбы, ничто иное.

– А третья ваша подруга неужели ничего вам за эти годы не рассказывала? Или она тоже не знала?

Аглая Тихоновна повернулась и посмотрела на Катю дикими, почти сумасшедшими глазами.

– Иринка? Деточка, она не могла ничего знать и рассказать. Она умерла.

– Давно?

– Пятьдесят лет назад. Как раз по дороге из Магадана в Москву. Мы же должны были самолетом лететь, папа мой, царствие ему небесное, нам два билета купил, но из-за похорон моей семьи самолет улетел без нас. Я бы сдалась, не поехала. Я тогда в таком состоянии была, что мне ни Москвы не надо было, ни института, ничего. Но Иринка мне не дала. Она вообще пробивная была, упертая, если чего в голову втемяшится, то все, не собьешь. Она меня и убедила, что в Магадане мне оставаться незачем. Что там делать одной? В общем, она меня убедила, что отступать от намеченных планов нельзя. На новые билеты на самолет денег, конечно, не было, у меня вообще тогда ничего не осталось, только то, что было на мне надето в тот проклятый день рождения. В общем, она договорилась с водителем грузовика, который в Якутск ехал. Трасса «Колыма», слышала о такой, деточка? В общем, мы должны были добраться до Якутска. Там у Иринки жила какая-то тетка, которая нашла оказию отправить нас в Большой Невер, чтобы там сесть на поезд и уехать в Москву.

– И что случилось? – с замиранием сердца спросила Катя.