Последний штрих к портрету смерти

– Она ничего не может сказать, – перебил его кто-то. – И ты это прекрасно знаешь.

Громко произнесённые слова привлекли внимание, люди стали оглядываться. К Маэстро приблизился молодой мужчина с жёстким лицом, которое старили глубокие морщины. Жилистая фигура выдавала привычку к физическому труду, резкий голос явно был оточен где-то в цеху, где нужно перекрикивать шум работающих механизмов.

– Кэролайн мертва, – проговорил он. – И я душу готов прозакладывать, что в её смерти есть и твоя вина…

Он так близко придвинулся к Маэстро, что я уже назвал бы это демонстративным вторжением в личное пространство. Интервьюеры отшатнулись. На лице Маэстро не дрогнул ни единый мускул.

Судя по лицу, ему было что сказать. Но он молчал.

Толпа ощетинилась смартфонами, замерла в ожидании скандала. Но рядом с гневным винтерфоллцем уже возник пожилой, однако отнюдь не утративший подвижности шериф.

– Довольно, Ларри, – сказал он, кладя руку ему на плечо. – Воспитанные люди не обсуждают личные вопросы на публике.

Мгновение казалось, что парень сбросит руку, но бодаться с шерифом он не решился, недобро прищурился и позволил себя увести. Маэстро глядел ему вслед прозрачным взглядом.

Аборигены сдержанно гудели. Чувства на лицах были разные, от беспокойства до злорадства. До меня долетали обрывки приглушённых фраз… И я вдруг понял, что с самого начала неверно оценил ситуацию.

Занятый только персоной Маэстро, его характером, поведением, то есть реакциями, на которых, возможно, предстояло сыграть, я не прислушался к разговорам винтерфоллцев. А следовало бы, тогда у меня был шанс понять, что приезжий сирота за те два года ухитрился оставить в сердцах горожан глубокий след.

И сейчас они пришли не любоваться на знаменитость, не восхищаться современным искусством. Они пришли поглядеть на Дэмиена Брэдфорда. На того парня, который… сделал что? Первой мыслью, пришедшей мне в голову, было: сошёлся с местной красоткой Кэролайн, по которой сох абориген Ларри, и всё кончилось печально.

Жизнь – жестокий киллер. Убивает и калечит по первому приказу сверху. И всегда остаётся вне подозрений, потому что люди сами ищут между собой кого-то, кого можно обвинить, осудить и, по возможности, растоптать.

Я ещё раз посмотрел на портрет Кэролайн. Нетрудно понять девчонку, влюбившуюся в художника. Впервые в Винтерфолле её красота сподвигла кого-то не на элементарную эрекцию, а на вдохновение. Она влюбилась – и что бы ни случилось потом, автокатастрофа ли, болезнь, да хоть падение метеорита – можно было говорить Дэмиену Брэдфорду: «Это из-за тебя. Если бы не ты, её не оказалось бы там-то и там-то…»

Вот какую историю знали обитатели Винтерфолла. Вот зачем они пришли сюда, а вовсе не за искусством. Я мысленно выругался. Для моего плана нужно было остаться с Маэстро наедине. С этим могли возникнуть сложности, если горожане собрались таращиться не на картины, а на их автора.

Как будто мало мне сложностей с тем, что Дэмиен Брэдфорд путешествовал отнюдь не в одиночестве! С ним разъезжали два ученика и муза, обаятельная девчонка с роскошной гривой золотистых волос.

Девчонку звали Лиза Моне, и сейчас она находилась в другом конце зала, притягивая к себе, как магнит, немалую долю гостей выставки. Пухлячок Криспиан Амато возился в углу с коктейлями и, кажется, так ничего и не заметил. Где бы ни околачивался Йолле, теперь он скользил между людей, спеша – и не успевая – на помощь Маэстро. Про него писали, что он талантливый трафик и мастерски владеет карандашом. Глядя сейчас на его лицо, я бы скорее заподозрил, что этот невысокий и проворный парень, выросший где-то на границе с Гарлемом, мастерски владеет выкидным ножом, а талантлив главным образом в заметании следов.

Его рвение, однако, не потребовалось. Скандал, спасибо шерифу, не состоялся. Йолле покрутил головой и растворился в толпе. Парень и девушка с микрофоном снова взялись за Маэстро. Я размышлял, как теперь быть.

У меня были заготовлены несколько вариантов того, как остаться с Маэстро наедине, не привлекая ничьего внимания.

В основном я рассчитывал на слова: «Не могу оторвать взгляд от «Сломанного велосипеда». Что было сложнее всего, когда вы его писали?»

Эта картина была редкой для Маэстро. Он всегда писал лица, а здесь был только намёк на лицо: мальчишка лет десяти, державший за руль велосипед с искорёженным передним колесом, низко нагнул голову с торчащими вихрами. Глядел он, кажется, кому-то вслед. Глядел недобро, так что сразу становилось ясно, что велосипед сломался вовсе не из-за неловкости хозяина.

Дэмиена Брэдфорда нередко спрашивали о картинах. Обычно – о прототипах. Редко – о том, как появилась идея. Исчезающее редко – о технике. Именно о «Сломанном велосипеде», как я понял, не спрашивали никогда, хотя эта картина приводилась везде, где только можно. Обратив на неё внимание и намекнув, что мне интересна техника письма, я мог рассчитывать завладеть интересом Маэстро.

Запасным вариантом было: «Сколько вы бы взяли за то, чтобы запечатлеть мою физиономию на холсте?»