Последний штурм — Севастополь

Но и русские саперы не теряли времени даром. Атакующего противника перед фронтом оборонительной линии ждали несколько неожиданных и не самых приятных сюрпризов. С началом войны было принято решение срочно и в массовом порядке начать производство взрывных устройств для защиты севастопольских укреплений. Таковыми стали самовзрывные устройства, предложенные «штаб-офицером по искусственной части» Киевского арсенала полковником А.Н. Савиным, названные автором «фугасными аппаратами». Они представляли из себя деревянный просмоленный ящик кубической формы, начиненный 20–30 кг. пороха и снабженный «власовской трубкой». Они вкапывались в землю и срабатывали в результате механического воздействия на них. По сути дела — это современная противопехотная мина нажимного действия.^{689}

Кроме фугасных аппаратов на ближних подступах использовались орудия, которые постоянно были заряжены или картечными пулями, или металлическими осколками ядер и гранат, которые в изобилии валялись повсюду. Как правило, в этих случаях использовались стволы орудий с неисправными лафетами или с другими неисправностями, позволявшими произвести выстрел. Это были уже более совершенные и более новые средства борьбы. В отличие от камнеметных фугасов они могли быть использованы в наиболее выгодное для обороняющегося время. Ими прикрывали ближние подступы к батареям и предотвращали внезапный прорыв неприятеля на позицию, особенно через заранее подведенные траншеи. Умелое сочетание противопехотных заграждений привело к тому, что во время первого штурма Севастополя, двинувшиеся на штурм 3-го бастиона британцы, мало того что нарушили порядок, и «…штурмовые колонны, превратившиеся в толпу, смешались с подошедшими резервами», но и были вынуждены в ходе атаки разбирать засеки, рубить палисады, неся тяжелые потери.^{690}

14 августа на позиции Малахова кургана прибыл князь Горчаков — «…любимый нами… бодрый и бравый старик».^{691}С ним был начальник его штаба генерал-адъютант Коцебу. В сопровождении коменданта Малахова кургана капитан-лейтенанта Карпова главнокомандующий осмотрел позиции, наградил нескольких офицеров орденами, которые тут же, согласно написанному на пустой пороховой бочке приказу, прикрепил на грудь новоиспеченных кавалеров. Горчаков был достаточно образован, чтобы понять — на этой позиции должно было решиться все. В этом пункте обороны подводился итог неудачам его и предшественников.

Он был не одинок в своем убеждении. Все участники предстоящей драмы понимали, что в стойкости и удержании Малахова кургана заключается перспектива удержания и самой крепости.

Немного внимания уделим теории. По существовавшей в середине XIX в. теории крепостных действий, долговременное укрепление могло быть взято тремя способами или их сочетанием. К таковым относились:

— внезапное (нечаянное) нападение; штурм;

— бомбардировка.^{692}

В сложившейся ситуации, когда союзные фортификационные работы уже вплотную подошли к русским укреплениям, наибольшую опасность представляла именно возможность внезапной атаки. Для того чтобы не допустить перспективы взятия кургана таким способом, необходима в первую очередь высокая бдительность его гарнизона. При соблюдении этого условия, чтобы нельзя было эскаладировать фортификационное сооружение, оно должно быть:

— сомкнутым;

— иметь одетый ров;

— иметь обстреливаемый ров.^{693}

Гарнизон Малахова кургана составляли четыре батальона трех полков 15-й резервной пехотной дивизии: Модлинского, Прагского и Замосцкого, «…составленных большею частью из новобранцев, всего в числе 1400 человек».^{694} Непосредственно на самом кургане «…гарнизон состоял из резервного Модлинского пехотного полка, который до такой степени потерпел от этого, по истине адского огня, что, по ежедневно подаваемому списку коменданту, о числе на лицо находящихся штыков, в день 27-го августа, в нем было только 394 человека нижних чинов на бастионе».^{695}

Командир Модлинского полка полковник Н.А. Аршеневский не тешил себя надеждами — будучи достаточно опытным, он вполне понимал, что вряд ли удастся удержать курган. Разрушения были настолько сильны, а гарнизон столь незначителен, что среди защитников кургана преобладало мнение о неизбежности собственной гибели.