Последний снег

Лиам сглотнул подступившие к горлу слезы. Он не привык, чтобы люди ему помогали, и не знал, что сказать. Сидел как придурок и пытался не выдать своих чувств. Наверное, Ниила это заметил, потому что больше ничего не сказал, только улыбнулся краем рта, подлил кофе и вернулся в магазин.

Спустя пару минут, едва Лиам положил таблетку на язык, раздалось пиканье электронного замка. Он решил, что это Ниила что-то забыл. Но в комнату отдыха вошла Лив Бьёрнлунд. Они уставились друг на друга.

— Кофе есть? — спросила Лив.

— Думаю, да.

Во рту появился горький привкус. Он поспешил проглотить таблетку и подавил подступившую к горлу тошноту. Телефон все еще лежал перед ним на столе, но экран погас. Можно не бояться, что она увидит, что он там рассматривал.

— Ты работать пришла? — Надо же было что-то сказать.

— Нет, Ниила думает, я пока не готова выйти на сцену.

— На сцену?

Лив села напротив. Она буквально тонула в красной фланелевой кофте, протертой на локтях, с темным пятном от кофе на груди. В ней она была похожа на маленькую девочку, облачившуюся в отцовскую одежду.

— Сцена — это касса. Ты разве не замечал? На тебя все взгляды обращены. А ты должен стоять и повторять одни и те же реплики изо дня в день.

Лиам моргнул. Оказывалось, не только ему показалось, что он играет роль на глазах у любопытных зрителей.

— Ага, понимаю, что ты имеешь в виду.

Лив улыбнулась. Пряди волнистых волос падали на лицо, глаза сияли. В ней все еще угадывался ребенок, хотя жизнь сложилась не лучшим образом.

— Я зашла передать Нииле кое-какие бумаги, — сказала она. — Он настаивает, чтобы оформить мне больничный.

— Ты бы предпочла работать?

Она пожала плечами.

— Тут по крайней мере можно узнать все слухи. Трудно сидеть дома и гадать, что происходит.

— Вот именно — слухи. Мелют всякую ерунду, — возразил Лиам. — Ты ничего не пропустила.

Склонив голову, Лив внимательно посмотрела на него:

— Можешь рассказать, что ты слышал?

— О чем?

— О папе, обо мне. Я знаю, что люди болтают. Все строят свои теории о том, что произошло. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.

Лиам глотнул кофе и бросил взгляд на часы. У него три минуты до окончания перерыва.

— Я не слушаю сплетни.

— Да ладно. Не надо меня жалеть. Скажи правду. Они меня подозревают, да? Думают, что я убила собственного отца.

— На твоем месте я бы не слушал. Сплетни есть сплетни.

Она подняла на него глаза. В дневном свете они были такие ярко-голубые, что Лиаму больно было смотреть.

— Ты тоже думаешь, что это я?

Лиам поднялся и ополоснул чашку, чувствуя на себе вопрошающий взгляд. Она ждала ответа. Вместо ответа он улыбнуться ей через плечо. Улыбка была деланной. Его терзала совесть. По его и брата вине Лив теперь страдает. Они вторглись в ее мир, вызвав этот хаос.

Перед тем как выйти, он осторожно коснулся ее плеча и, прокашлявшись, нашел в себе силы сказать:

— Думаю, Ниила прав. Тебе лучше немного отдохнуть.

Но об отдыхе и речи быть не могло. Спасаясь от мыслей, Лив искала себе работу, хотя куда от них денешься — от мыслей-то. Прижавшись лбом к стеклу, она смотрела на то место, где росла рябина. Ветки с нераскрывшимися почками валялись на траве. Она сожжет их, а пень выкорчует вместе с корнями. Все эти годы ей хотелось сделать это.

В доме пахло мылом и хлоркой. Чистый пол сиял в лучах солнца. Дверь в комнату Видара все время была открыта, как и окна на первом этаже. Весенний ветер выдувал из дома запахи старости и сырости. Всю одежду Видара она собрала в кучу во дворе — фланелевые рубахи, флисовые куртки, пожелтевшие подштанники и дырявые носки. Все это она тоже сожжет. Очистительный огонь уничтожит воспоминания о прошлом.

Со второго этажа раздался звонкий смех Фелисии. Лив думала, что Симон не даст ей выкинуть вещи деда, но сын не сказал ни слова. Наверное, понимал, почему она так делает. Скорее всего, ему будет легче дышать без этого хлама. А может, он просто ничего не заметил, увлеченный девушкой с синими волосами.

Смех напомнил Лив о ее собственном одиночестве, и чисто вымытый дом внезапно показался чужим. Перед треснутым зеркалом она сполоснула подмышки холодной водой, причесала волосы пальцами и пощипала себя за щеки. Потом крикнула детям, что пойдет на пробежку. «Пока», — раздалось в ответ. Им не терпелось остаться одним. Смех был слышен даже на улице.

Тропинка вела в лес. Зима уже отступила, повсюду журчали ручьи, птицы пели, не жалея голосов. Лив чувствовала, как солнце согревает кожу и пробуждает ее к жизни. Видар остался в прошлом. Всё, конец.