Последний снег

Она покачала головой. Волосы упали на лицо. Она никогда ни с кем не обсуждала деньги. Одна мысль об этом пугала ее. Деньги были злом, они разжигали рознь между людьми, лишали их разума. В ушах звучали предупреждения Видара, который, сколько она себя помнила, внушал ей, что деньги — это зло.

«Деньги толкают людей на убийство, — говорил отец. — Никому не рассказывай о нашем богатстве, ягодка моя. Если тебе дорога жизнь».

В окно видно было, как играют дети. Выглядела игра, как танец. Ваня в центре группки кружилась юлой, желтая юбка взметалась. Лиам не слышал смеха, но знал, что она смеется. Тем заразительным смехом, перед которым не устоит даже самый бессердечный злодей. Ради этого смеха стоило жить.

Куртку он оставил в машине, чтобы воспитатели увидели его рабочую униформу. Пусть знают, что он серьезно настроен привести свою жизнь в порядок. Больше не будет вопросов и озабоченных мин.

В кармане завибрировал мобильный. Наверное, мать хочет попросить его купить собачий корм. В своих собаках она души не чаяла. «Одного десятикилограммового мешка хватит, — обычно добавляла она, — а иначе придется кормить их лососем из холодильника».

Но это была не мать. Звонил Габриэль. Голос у него был запыхавшийся, как будто брат бежал.

— Лиам, ты должен приехать. Это трындец!

— Я не могу. Я в детском саду.

— Я в теплице. Приезжай. Срочно!

— Но что произошло?

Разговор прервался, до того как Габриэль успел ответить. Лиам стоял на дорожке перед садом и не знал, что ему делать. Он перезвонил брату, но тот не брал трубку.

Габриэлю не было свойственно просить о помощи. Обычно он отдавал приказы. А тут он просил. Лиаму стало тревожно. Ваня увидела его и подбежала к окну. Прижавшись лбом к стеклу, смотрела на него огромными глазами. Распушившаяся косичка лежала у нее на плече, щеки горели. Лиам убрал телефон в карман и, изобразив улыбку, пошел к саду. Ваня встретила его на крыльце и окинула серьезным взглядом, прежде чем позволила сжать себя в объятиях.

Пока Ваня надевала верхнюю одежду, их окружили воспитательницы. От нарочито любезных улыбок у Лиама все холодело внутри. Они интересовались, как его работа на заправке и ищет ли он новую квартиру. У самого молодого воспитателя по имени Маркус был двоюродный брат в Аббортрэске, собиравшийся продавать свой дом. Может, его это заинтересует?

Мобильный снова завибрировал в кармане. Габриэль послал две эсэмэски подряд: «Поспеши! Это важно!»

— За кормом поедем? — спросила Ваня.

— Нам нужно съездить проведать дядю Габриэля.

— Он принимал наркотики?

— Нет-нет, ему просто нужно поговорить.

Ваня молчала, пока он пристегивал ее к креслу. Ее нелегко было обмануть. Может, и раньше она только делала вид, что верит его лжи. Стиснув зубы, Лиам вел машину. Надо было наплевать на Габриэля. Пусть сам разбирается со своими проблемами. Но он не мог вот так просто повернуться к брату спиной. Пока не мог. Слишком многое их связывает. Теперь, когда он наконец вступил на правильный путь, его долг — присматривать за братом, чтобы тот не навредил ему, не разрушил все то, что он с таким трудом строил.

Весна расцветала за грязными окнами. Повсюду была вода. От луж во все стороны летели брызги. Дорожные указатели были залеплены грязью. Зачем он потащил Ваню с собой?

Ваня болтала ножками в желтых сапожках.

— Бабушка говорит, что Габриэль был очень умным до того, как подсел на наркотики. Даже умнее тебя.

— Вот как?

— А еще она говорит, что наркотики выжгли ему мозг. Как бенгальский огонь.

В кармане снова завибрировал мобильный, но Лиам не стал смотреть, кто звонит. Ему казалось, что с него тоже стекает грязная вода, попадает в рот, жжет глаза, душит.

— Думаешь, это больно, папа?

— Что больно?

— Когда тебе выжигают мозг?

Лиам опустил стекло и сплюнул.

— Конечно. Очень больно.

— Но зачем тогда люди принимают наркотики, если это больно?

— Иногда без них еще больнее.

Стопка бумаг шлепнулась на стол с глухим стуком. Письма от кредиторов. Письма из налоговой. Все в кофейных пятнах. Хассан, нахмурив лоб, провел пальцем по рядам цифр. Озабоченное выражение лица старило его. Лив перевела взгляд на лес за окном. Ей не хотелось видеть, не хотелось знать.

Хассан придвинул стопку бумаг, заставляя ее посмотреть правде в глаза.

— Как хорошо ты знаешь Йонни Вестберга?

— На самом деле я вообще его не знаю. Мне только известно, что он с юга и работает на лесопилке в Гломмерше.

— И вам никогда не приходило в голову проверить кредитную историю вашего арендатора?

— Делами занимался папа. И я сомневаюсь, что он стал бы платить за такие сведения. Он предпочитал сам делать выводы.

— У Йонни были сложности с арендной платой?

— Насколько мне известно, нет. И плата была маленькой. Дом пустовал лет десять. Мы были рады, что кто-то вообще хочет там жить.