Последний солдат

Бдительная бабуля следила, чтобы моя тарелка не пустела, заботливо подкладывая новые порции любимому внуку. Из-за стола с набитым как барабан животом, оставив нетронутым большой кусок шоколадного торта, я буквально выполз только в девятом часу вечера.

Тереблю подобранной веточкой темно-серые угольки давно потухшего костра, не решаясь начать разговор. За пазухой у меня лежит тетрадка, которую вчера, когда все улеглись спать, скрупулезно заполнял фактами и цифрами.

Уже куплены билеты на поезд, и через шесть часов я поеду назад к родителям. Разговаривать дома у Константина Николаевича я не хотел. Дед живет в большой белой высотке на Котельнической набережной, увенчанной длинным шпилем с пятиконечной звездой, ставшей символом величественной архитектуры сталинского времени. Из окон его громадной пятикомнатной квартиры открываются потрясающие виды на Москву-реку и Кремль. Весь подъезд и пространство между этажами украшены лепниной и барельефами.

Ходили слухи, что строили этот шедевр архитектуры заключенные, а первыми жильцами этого роскошного дома были руководители НКВД. И даже сейчас здесь проживают высокопоставленные работники органов, важные армейские чины и сливки «партийной номенклатуры». Естественно, общаться в подобном здании о важных вопросах, тем более учитывая ранг деда, было неправильно. Может, перестраховываюсь излишне, но береженого бог бережет.

Пришлось просить Константина Николаевича проехаться со мной в Матвеевский лес, чтобы подышать свежим воздухом и пообщаться. За что ценю деда, так это за умение быстро принимать необходимые решения. На недоуменный вопрос, а почему нельзя поговорить в квартире, мне достаточно было посмотреть на него умоляющими глазами и признаться, что «очень надо». Бабуля немного обиделась и начала ворчать, «что это за секреты такие», а дед, отделавшись коротким «раз надо, пошли», сразу же встал и начал собираться. В воскресенье у Виктора был выходной. Генералу пришлось вызывать такси, и через час мы уже гуляли среди лип, берез, вязов и сосен, с упоением вдыхая прохладный лесной воздух.

– Так о чем ты со мной хотел пообщаться? – Константин Николаевич, прищурившись, с интересом смотрит на меня.

– Дед, ты только не волнуйся, ладно? Тема очень серьезная, – обеспокоенно смотрю на него.

– Когда ты так говоришь, я уже волноваться начинаю, – ворчит генерал-лейтенант. – Давай излагай, не томи душу.

В мозгу мелькает яркая искорка, предваряя очередное «озарение», накатывающее ослепительным взрывом. События из жизни деда всплывают в сознании, выстраиваясь стройными рядами фактов. Теперь я «вижу» Константина Николаевича насквозь, даже знаю о некоторых страницах его биографии, которые он предпочитает не упоминать.

– Дед, только не смейся, но я тебе сейчас скажу очень странную вещь, – говорю, смотря ему прямо в глаза.

Константин Николаевич собирается, в его глазах мелькает тень беспокойства.

– Я вижу прошлое и будущее, – собравшись духом, выпаливаю ему прямо в лицо.

Дед оглушительно хохочет, хлопая себя ладонями по бедрам. Еще пару секунд назад каменное напряженное лицо расслабляется, а губы расплываются в безумной широкой ухмылке, показывая белоснежные зубы.

– Ну, Лешка, ну шутник, уморил, паразит, – сквозь смех стонет Константин Николаевич, вытирая подушечками пальцев выступившие в краешках глаз прозрачные капельки, – а я уже думал, что-то серьезное…

Я терпеливо жду, пока дед перестанет ржать.

– Всё? Успокоился? – дождавшись утвердительного кивка, продолжаю: – Хочешь, сейчас о твоем прошлом расскажу, о котором мало кто знает.

– Давай попробуй, я тебя слушаю, – дед преувеличенно серьезно подпирает ладонью щеку, демонстрируя повышенное внимание. В его глазах по-прежнему плещется смех.

– 28 июля 1942 года вышел знаменитый приказ Иосифа Виссарионовича Сталина № 227, известный под названием «Ни шагу назад». Помнишь?

– Конечно, – кивает дед.

– 15 августа 1942 года, когда вы отступали под ударом немцев в районе станицы Сиротинская под Сталинградом, ты расстрелял паникера – девятнадцатилетнего деревенского веснушчатого пацана, утверждавшего, что война немцам проиграна, и призывавшего бросать оружие и разбегаться. Помнишь? Ошалевшие синие глаза этого парня, понявшего, что его сейчас убьют, когда строй солдат поднял винтовки, ты запомнил на всю жизнь. Парня звали Иван Миронов. И эту сцену ты снова и снова переживаешь в своих снах. Он очень напоминал тебе двоюродного брата Бориса, убитого в первые дни войны. Ты не мог поступить иначе и взял эту вину на себя.

Молчание. Сейчас ошалевшие глаза у бравого генерал-лейтенанта. Даже челюсть изумленно отвисла. Дед по-настоящему потрясен.

– Откуда ты знаешь? Я об этом никому не говорил. И бойцы по просьбе командира, его односельчанина, молчали, чтобы не позорить родителей, – бормочет Константин Николаевич, отводя глаза.