Последний солдат Третьего рейха. Дневник рядового вермахта. 1942–1945

– Погода стоит прекрасная, так что на фронте, видно, жарко. Помню прошлое лето. Как-то раз мы…

– Извини, друг, я пишу письмо.

– Вот оно что? Небось своей девчонке, угадал? Да не волнуйся ты так.

Мне захотелось проткнуть его штыком.

– Встречаются такие девчонки, ты не представляешь! Вот как-то в Австрии…

Вне себя от гнева я повернулся к нему спиной и попытался закончить письмо. Но стоял такой шум, что здесь было не до письма. Пришлось отложить это дело на потом. Долго простоял я, прижавшись к стеклу и глядя невидящими глазами на пробегающий мимо пейзаж. Ни на минуту не умолкали хриплый смех и разговоры. Многие шутили, чтобы отвлечься от страшной действительности: фронт простирался от Мурманска до Азовского моря, и двум миллионам едущих со мной солдат придется поплатиться на войне своими жизнями. Поезд шел с частыми остановками. На каждой станции выходили и садились гражданские военные. Последних было большинство: они направлялись на Восточный фронт. Ночью мы прибыли в Познань. Я бросился в центр перегруппировки, где до полуночи должны были проштемпелевать мой пропуск. Я думал, что меня сразу же направят в казармы, где я провел несколько часов на пути в Берлин. Шум толпы, скопившейся в военной жандармерии, не давал мне думать о Пауле. С формальностями было покончено гораздо быстрее, чем на пути в отпуск: было похоже, что в дьявольской машине непрерывно движется двойная очередь солдат. За десять минут мой истекший пропуск был подписан, проштемпелеван и зарегистрирован. Мне приказали идти в поезд номер 50, направляющийся в Коростень.

– Правда? – удивился я. – Когда же он отходит?

– Отправление через полтора часа. У вас еще есть время.

Значит, ночь мы проведем в дороге. Вслед за солдатами по деревянной галерее я прошел к поезду, состоявшему как из пассажирских, так и из товарных вагонов.

Я пробирался через шумную толпу, ища уголок, где можно присесть и все же написать письмо. По совету отца, который считал, что безопаснее всего ехать в задних вагонах, я прошел в один из них, пол которого покрывала солома, протиснувшись среди пяти пар ног, торчащих из открытой двери.

– Добро пожаловать, парень, – приветствовал меня какой-то пехотинец. – Приготовься к райскому удовольствию.

– Что, мальчик, ты с нами охотиться на русских? – добавил другой.

– Охотиться, и не впервые.

– Да что ты! В первый раз, верно, ехал в пеленке?

Что бы ни случилось, мы не теряли чувства юмора. Неожиданно среди других зеленых шинелей я разглядел Ленсена.

– Эй, Ленсен! Ленсен!

– Будь я проклят, – проговорил Ленсен, пробираясь мимо солдат, столпившихся у выхода. – Так ты не дезертировал!

– Ты, я смотрю, тоже!

– Для меня все не так: я же пруссак. Разве я похож на темноволосых дезертиров, сбежавших в Берлин?

– Хорошо сказано! – прокричал солдат, стоявший в проходе.

Ленсен смеялся, но я знал, что он говорит серьезно.

– Гляди-ка, – молвил он. – Вон и еще один из нашей банды.

– Где?

– Да здесь же на платформе: здоровяк, которому все нипочем.

– Гальс!

Я выпрыгнул из вагона.

– Кто выпал из гнезда, тому в нем больше не бывать! – крикнули мне вслед.

– Эй, Гальс!

Он увидел меня, и его физиономия засветилась радостью.

– Сайер! А я-то думал, как разыскать тебя в такой толпе.

– Это Ленсен тебя заметил.

– Он что, тоже здесь?

Мы вернулись к поезду.

– Вы опоздали, ребята. Свободных мест нет.

– Это ты так думаешь! – рявкнул Гальс, схватил одного из солдат за ноги и вышвырнул его на перрон. Раздался всеобщий смех. Мы залезли в вагон.

– Вот это здорово, – заметил парень, которого выставил Гальс. Он забрался вслед за нами и потирал спину. – Если так пойдет дальше, скоро нас набьется здесь как тараканов, даже поспать не удастся.

– Значит, это ты, нахал, – произнес Гальс, пронзая меня взглядом. – Я ожидал от тебя вестей целых две недели.

– Прости… но когда я расскажу тебе, что произошло…

– Да уж, сочини что-нибудь поубедительнее. А то я и не знал, что говорить родителям.

Я рассказал другу о своих приключениях.

– Ничего себе. – Гальс сокрушенно покачал головой. – Здорово они тебя надули. А надо было меня слушать. Могли бы вместе поехать в Дортмунд. Там, конечно, тоже без конца объявляли тревогу, но самолеты только пролетали над нами. Тебе же пришлось несладко.

– Что ж, такова жизнь, – ответил я вроде бы с сожалением.

На самом деле я ни о чем не жалел. Если б я поехал с Гальсом, то никогда бы не встретил Паулу. А она сполна вознаградила меня за все, что я увидел при пожаре Темпельгофа.

– Ну и морда же у тебя, – посочувствовал Гальс.