Последний сон разума

Та покорно подтащила древко с металлическим наконечником и вложила его в правую руку азиата. Старуха прошептала какие-то слова, а потом сказала отчетливо:

– Поезжай, воин Батый!

– Тьпо! – дал шенкеля азиат, и конь тронулся, перебирая короткими ногами и клюя головой при каждом шаге.

Через пятнадцать минут всадник достиг контрольно-пограничной полосы, остановился, понюхал воздух, взял копье наизготовку и опять коротко произнес: «Тьпо!»

Конь вступил на вспаханную землю и нарушил границу суверенной России…

Мыкин проснулся от укуса какого-то насекомого и судорожно зачесал шею. На секунду он открыл глаза и, коротко взглянув на контрольную полосу, увидел на ней странное. Он растолкал друга, и оба они уставились на диковинную лошадь и не менее диковинного всадника на ней с копьем наперевес.

Друзья поднялись с насиженных мест и подошли ближе. Всадник их заметил, но не развернул коня, а продолжал приближаться.

– Какая у него идиотская шапка! – почему-то сказал Митрохин. – Хвостатая!

– Эй ты! – крикнул Мыкин. – Ты переходишь границу России. Этого нельзя делать!

Вместо того чтобы остановить коня, всадник, наоборот, пришпорил животное и вознес копье над плечом.

– Придурок какой-то!

– Ты! – крикнул Митрохин. – Башка, что ли, не работает? Кому сказали, вали обратно!

Всадник приближался.

– Вот дебил монгольский! Нажрался кумыса, теперь мы расхлебывай!..

Он не успел договорить. Батый сделал резкое движение рукой, и копье полетело…

– Ишь ты! – успел проговорить Мыкин.

Тяжелое острие попало в плечо Митрохина, дробя ему кость.

Он повалился в ковыль и завыл от боли.

– Ты чего! – заорал Мыкин.

Он совсем не видел, как всадник натянул тетиву лука и выпустил стрелу. Тем более он не видел, как она летела, лишь слышал вибрирующий звук.

Медный наконечник клюнул в правую часть тела, пробив легкое. Мыкин пустил ртом кровь.

– Ах ты сука! – превозмогая боль, проговорил Митрохин и вытащил из кармана «ТТ», выкранный у милиционера Синичкина. – За Родину! За Россию!

Он выстрелил, но пуля пошла куда-то в сторону, слишком далеко было до врага.

Пуская ртом кровавые пузыри, Мыкин тоже выудил из штанин трофейный пистолет, доставшийся от Васи Огрызова, тоже было попытался крикнуть: «За Родину, за Россию!», но лишь хрюкнул кровью.

Зато его выстрел был точным. Пуля попала Батыю прямо в лоб над переносицей, проделывая в черепе аккуратную дырку.

Азиат удивился внезапной боли, проговорил: «Я – Батый! Я – воин!» – и повалился с коня на землю. Он еще несколько секунд жил и ни о чем не думал. Его последний сон был очень короток…

Как и было напророчено, война продлилась всего три минуты и о том так и не узнал бывший и.о. начальника военного госпиталя…

Погранзастава была поднята по тревоге.

Раненых эвакуировали в госпиталь, а вечером к ним в палату явилось все начальство заставы. Офицеры принесли цветы и много алкоголя. Также была зачитана грамота от Главкома, его благодарность за хорошую службу и устные заверения начальника заставы о присвоении друзьям боевых наград.

Друзья были тронуты и напились, как полагается.

Уже уходя, подполковник склонился к уху Мыкина и поинтересовался:

– Откуда у вас пистолет Васи Огрызова?..

А глубокой ночью в палату к раненым тихонечко вошла миловидная медсестра и сделала по какой-то инъекции в капельницу каждого. Друзья скончались самой приятной смертью – в предновогоднюю ночь, во сне.

Утром медсестра Огрызова сдала смену и ушла по своим делам. В кармане ее халата покоилась так и не расплавившаяся пряжка форменного ремня, принадлежавшая отцу и найденная ею в углу возле печи.

13. КРЫМ

Володя Синичкин был крайне удручен. Сегодня, 27 декабря, в отделении ему сообщили о неожиданной смерти лейтенанта Карапетяна. Оказалось, что ему пришили чужой язык, который был отвергнут организмом, случилась гангрена, и сослуживец скончался в муках.

Далее произошла вещь и вовсе выходящая за пределы сознания Володи. Его вызвал к себе начальник отделения майор Погосян и попросил покрепче закрыть дверь. Отгородившись от остального мира, командир сообщил подчиненному, что уже давно болен неизлечимой формой рака желудка и что ему скоро Туда.

Синичкин хотел было запротестовать, но Погосян раздраженно цыкнул.

– Не перебивать! – приказал он.

В общем, смысл разговора начальника с подчиненным состоял в том, что майор не прочь передать хозяйство в руки Синичкина, о чем и подал рапорт вышестоящему начальству.

Капитан возвращался домой затемно и думал о превратностях судьбы.

Вот как бывает, – размышлял Синичкин. – Сегодня умер Карапетян, через несколько дней умрет и Погосян… Тьфу, не дай Господи!..

Еще у милиционера болели ноги, и он подумал, что нужно смазать их мазью с живой клеткой…

А не умерла ли старуха, хранящая секрет той мази?..

Единственное, что согревало душу Володи, так это мысль о жене Анне Карловне, о надежном тыле, в который можно отступать бесконечно, не боясь быть обвиненным в трусости…

Неожиданно Синичкин увидел странную картину. Несколько молодых людей волокли девушку куда-то уж совсем в темень. Девушка сдавленно кричала, вероятно, прося помощи.