Последний спартанец. Разгромить Ксеркса!

Завораживающий голос Астидамии и блеск ее прекрасных глаз совершенно очаровали Гипероха. Он последовал за Астидамией через квадратный внутренний двор в дальние покои, пронизанные ароматом благовоний и запахом засушенных цветов. Гиперох торжествовал в душе: Астидамия сама идет в его объятия! В свои неполные шестьдесят лет Гиперох был еще полон мужских сил. Он давно тяготился своей рано увядшей супругой, позволяя себе любовные интрижки на стороне.

Входя в опочивальню рука об руку с Астидамией, Гиперох вдруг почувствовал, как пара сильных мужских рук схватила его сзади и повалила на пол. Тут же раздался резкий звук захлопнутой двери.

Затем прозвучал властный голос Астидамии:

– Вяжите ему руки веревкой. И будьте осторожны, не порвите на нем гиматий.

Гиперох попытался встать, но уже три пары рук вцепились в него, словно клещи, опутывая веревками. Гиперох хрипел, напрягая все свои силы, он чувствовал себя зверем, угодившим в западню. Рабы Астидамии – а это они внезапно набросились на Гипероха, – тяжело дыша, подхватили связанного пленника и внесли в какое-то помещение, озаренное ярким пламенем масляных ламп. В комнате не было никакой мебели, кроме стула и стола. Горящие светильники стояли в стенных нишах. Единственное окно было закрыто снаружи деревянными ставнями.

Рабы усадили Гипероха на стул. Двое из них встали у него за спиной, а третий, широкоплечий, коротко остриженный, с квадратной нижней челюстью, куда-то вышел. Раб-верзила вскоре вернулся с глиняным горшком в руках. Вместе с ним в комнату вступила Астидамия.

Остановившись в трех шагах от сидящего на стуле Гипероха, опутанного веревками, Астидамия какое-то время молча разглядывала его. Теперь в ее больших глазах полыхала нескрываемая ненависть.

– Зачем ты обрек мою дочь на смерть? – обратилась к пленнику Астидамия после долгой гнетущей паузы. – Сначала ты довел до самоубийства моего сына, затем лишил меня любимой дочери… Какой же ты заслуживаешь казни, негодяй с каменным сердцем?

Глаза Гипероха беспокойно забегали, на его лице проступила бледность.

– Астидамия, послушай, я не желал зла твоей дочери, – торопливо заговорил он. – С чего ты взяла, что Дафна мертва?

– Я сама видела ее мертвое тело, – ледяным голосом проговорила Астидамия. – К тому же убийцы Дафны во всем сознались.

По знаку Астидамии плечистый раб в коротком хитоне достал из глиняного сосуда отрубленную мужскую голову и показал Гипероху.

– Узнаешь, почтенный? – сказала Астидамия. – Это Лаогон, твой невольник. Позавчера ты отправил Лаогона на свою загородную виллу, но он так и не добрался туда. Перед смертью Лаогон поведал мне много интересного. За свое злодеяние Лаогон получил сполна, теперь пришел твой черед, Гиперох.

Повинуясь жесту своей госпожи, рабы схватили трясущегося Гипероха и уложили его на стол лицом кверху. При этом они подвернули на нем гиматий, обнажив нижнюю часть его белого мясистого тела.

Решив, что его собираются оскопить, Гиперох взвыл от бессилия и отчаяния. Он умолял Астидамию пощадить его, обвиняя в смерти Дафны Эфхенора. Видя, что это не действует на Астидамию, Гиперох стал предлагать ей золото и стада скота.

– Разве твое золото может воскресить Дафну? – с горечью произнесла Астидамия, наклонившись к самому лицу Гипероха. – Перестань талдычить о своих богатствах, негодяй. Тем более что скоро тебе понадобится всего лишь мелкая монетка для перевозчика Харона в царстве мертвых.

Ощутив в своем заднем проходе тонкий металлический стержень, который, пронзив своим острием его кишки, вонзился в желудок, Гиперох, как безумный, стал вырываться из державших его рук. Он хотел закричать, но Астидамия заткнула ему рот своим шарфом. Вращая бешено вытаращенными глазами, Гиперох покраснел от натуги, силясь разорвать веревки на своих руках. Он мычал и мотал головой, чувствуя острую боль у себя внутри: это длинная стальная спица, пройдя насквозь через его кишечник и желудок, пронзила ему легкое. Подавившись собственной слюной, Гиперох закашлялся, и в следующий миг стальное жало, двигаемое сильной рукой раба, воткнулось ему в сердце. По телу Гипероха пробежала предсмертная конвульсия. Он дернулся и затих с широко разинутым ртом и с ужасом, застывшим в глазах.

«Какая недостойная смерть для столь почтенного спартанского гражданина! – со злорадной мстительностью подумала Астидамия, глядя на то, как невольник осторожно извлекает из заднего прохода мертвеца длинный стальной стержень, вымазанный в крови и нечистотах. – Ты заслужил столь жалкую кончину, Гиперох-мерзавец!»

Весть о внезапной смерти Гипероха быстро облетела Спарту.

Об этом судачили на агоре и в герусии. Родственники, забравшие тело Гипероха из дома Астидамии, не могли понять причину смерти. Гиперох никогда не жаловался на свое самочувствие. Лекари, осматривавшие труп Гипероха перед сожжением на погребальном костре, не обнаружили ни ссадин, ни порезов, ни ушибов. Не было на трупе и признаков удушья, и симптомов отравления. Складывалось впечатление, что у Гипероха случилась неожиданная остановка сердца.