Эфоры пригласили Еврибиада на свое заседание, желая от него услышать устное послание Мардония спартанским властям. Также эфорам хотелось понять, почему персы отпустили Еврибиада живым.
– Я пришел в стан варваров, не таясь, – молвил эфорам Еврибиад. – По пути в Малиду я и мои люди заночевали в беотийском городе Херонея, куда в это же время прибыло священное посольство из Дельф. Граждане Херонеи посылали феоров в Дельфы, дабы вопросить Аполлона о том, как им поступить. Признать власть Ксеркса или вступить в войну с персами на стороне Афин и Спарты. Я сговорился с главой посольства, и тот продал мне священный жезл, полученный им в храме Аполлона Дельфийского. Как известно, посла с жезлом Аполлона в руках нигде нельзя задерживать и тем более причинять ему вред, ибо это чревато гневом богов. Поэтому, когда варвары увидели меня с этим священным жезлом у ворот своего лагеря, они сами указали мне путь к шатру Мардония. Я сказал персидским военачальникам, что выполняю волю Аполлона, прибыв к ним в стан для встречи с Мардонием.
Эфоры, пораженные хитростью Еврибиада, внимали ему в глубоком молчании. Секретари и эпистаты, столпившись в дверях, ведущих из комнаты заседаний в соседнее помещение, тоже слушали Еврибиада с нескрываемым изумлением и любопытством.
Еврибиад восседал на стуле с широкой спинкой. Эфоры сидели напротив него в своих роскошных креслах с подлокотниками из слоновой кости, расположившись в ряд у стены. За спиной у Еврибиада возвышался мраморный бюст Ликурга, установленный на подставке из розового базальта в виде небольшой колонны. В комнате горели три медные лампы, источавшие аромат оливкового масла.
Еврибиад знал, что Ксеркс по-варварски обошелся с телом Леонида, приказав отсечь у трупа голову. Безголовое тело спартанского царя три дня провисело распятым на кресте, установленном возле дороги, по которой двигались отряды персов и подвластных им племен, проходя через Фермопилы в сторону Фокиды. После того как полчища Ксеркса миновали Фермопильский проход, малийцы сняли тело Леонида с креста и захоронили его неподалеку. Голову Леонида сумел сохранить его слуга Тефис, который прятался в лесу на склонах гор. Рискуя жизнью, Тефис ночью выкрал голову своего господина прямо из-под носа персидской стражи. Благодаря Тефису голову Леонида не исклевали хищные птицы и она не досталась диким зверям, но была погребена вместе с телом.
Встретившись с Мардонием, Еврибиад наговорил ему, будто в Лакедемон пришло изречение Дельфийского оракула, гласившее, что спартанцы должны потребовать от Ксеркса возмещение за надругательство над телом Леонида.
– Об этом я и завел речь с Мардонием, когда встретился с ним, – продолжил Еврибиад свой рассказ. – Выслушав меня, Мардоний долго хранил молчание. Затем с уст Мардония слетели такие слова: мол, будущим летом спартанцы получат от персов должное возмещение, ждать осталось недолго. Войну против эллинов, начатую Ксерксом, предстоит завершить ему, Мардонию.
Поскольку солнце перевалило за полдень, Мардоний предложил мне отобедать с ним. Заодно Мардонию хотелось побеседовать со мной о возможности заключения мира между ним и Спартой. Мардоний не скрывал от меня своего восхищения доблестью спартанцев в битве при Фермопилах. Он сказал мне, что если спартанцы согласятся на мирные переговоры с ним и позволят Демарату вновь занять царский трон, то персы не тронут владений Лакедемона. Я заверил Мардония, что передам его слова спартанским эфорам. По окончании трапезы Мардоний повелел своим слугам, чтобы те провели меня по всему персидскому стану, показав мне многочисленность его войска.
Со слов Еврибиада выходило, что под началом у Мардония находится около ста тысяч пехоты и пятнадцать тысяч конницы.
– Это без учета македонян и фессалийцев, которые, без сомнения, тоже отправят к Мардонию свои войска, когда солнце станет пригревать по-летнему, – добавил Еврибиад. – Полагаю, что и беотийские города, за исключением Платей и Феспий, также поддержат персов в их войне с Афинами и Спартой.
После сказанного Еврибиадом лица эфоров помрачнели. И только Эфхенор сохранял невозмутимый вид.
– Сколь бы ни было велико войско Мардония, на земли Пелопоннеса варварам не пробиться, – сказал он. – Истмийский перешеек перегорожен прочной каменной стеной, эту преграду персам не преодолеть. Флот Ксеркса ушел к берегам Азии, поэтому подойти к берегам Пелопоннеса на кораблях персы тоже не смогут. Нам незачем вступать с Мардонием в переговоры о мире, а изменнику Демарату нет и не будет места в Спарте.
Еврибиад завел было речь о том, что, укрывшись за истмийской стеной, спартанцы и их союзники оставляют на произвол судьбы афинян и мегарцев, земли которых граничат с Беотией. Такое поведение лакедемонян недопустимо, полагал Еврибиад, ибо это неизбежно внесет раскол в антиперсидский союз эллинских государств. Еврибиад настаивал на том, что спартанскому войску необходимо выступить к Фермопильскому проходу, выбить оттуда персидский отряд и закрыть путь Мардонию в Среднюю Грецию.