Отец был более мягок-акушеры-гинекологи не сразу предлагают аборт, а уж в своих- то семьях и подавно стараются не допустить этого. Когда мой отец заходит в храм или церковь, он сразу же при входе кладёт пятитысячную купюру в кубышку «на строительство храма/детскую приходскую школу/прочую аллегорию вытягивания денег у населения» в робкой надежде вымолить у Всевышнего прощения за свои рабочие аборты. Сколько их было? Ни один гинеколог не знает. Когда я его спрашивала, почему он не мог отказаться, ответ был простой: «кого ставили на смену, тот и делал. Единственное, я старался прилагать больше усилий, чтобы не вычистить эндометрий и женщина в будущем могла бы забеременеть. Женщины-врачи обычно этим пренебрегают в ежедневной практике». Поэтому отец, даже понимая всю сложность моей грядущей жизни, хранил упорное молчание и продолжал блюсти нейтралитет.
Мать предложила довольно настойчиво разобраться с недоразумением, так стремительно посетившим меня, но я пошла в отказ. Кто знает, зачем мне это было послано свыше. Тогда ставится выбор: либо аборт и меня снова забирают домой в хорошие условия, с вечно полным холодильником и со снобичными и холодными материнскими взглядами, либо я остаюсь в той же рваной комнате без обоев и ванной без плитки , а так же мужчиной без мозгов и чувства ответственности и без материальной помощи от матери. Выбор был сложным, ведь я меркантильна, однако я собрала свои скромные пожитки (всего вышло 2 баула и сумочка от Trussardi за 42700 из ЦУМа-остаток роскоши от богатого и психованного поклонника) и уехала в комнату, не ожидая от других людей побед, а от себя провала. Так началась новая, совершенно новая графа моей жизни, которая разделила меня на до и после.
Работала я в то время в аптеке на Оружейном переулке, 41. Место козырное, проходимость большая, авторитет заслужить было сложно. Мой бывший любовник устроил меня на работу в обход всяческих хождений по мукам, извините, по собеседованиям-у меня не было диплома, а с неоконченным высшим в аптеку берут ну с очень большой неохотой. Устроил он, значит, меня туда, а авторитет все никак не заслуживался: препараты было тяжело запомнить, постоянно путала названия и применение, о фармакодинамике и слышать не приходилось, в общем, мрак. Тогда же со мной случилась одна занимательная история. Повадились ходить в аптеку трое девушек около 28 лет. Все вызывающе одеты, на высоких шпильках, в общем, при всём том, что мы, рядовые фармацевты и провизоры, не могли себе позволить на рабочем месте, а потому мы страстно им всем завидовали. Те трое были особенно вульгарны, матерились громко и как будто у себя в Бутово, в общем, неподобающе себя вели для сотрудников головного офиса Сбербанка, который занимал добрую половину всего Оружейного-41. Оружейный-41 это некий бренд, «лицо» которого нужно являть миру только с лучшей из сторон.
Одна из вышеупомянутых дам как-то решилась украсть у аптеки аскорбинку. Поскольку она стоила аж 100 рублей, а моя хохлятская натура с легкой примесью Биробиджана промолчать ну просто не могла, я схватила эту компанию «за шкирдон». Они молча кинули мне эту аскорбинку, взглядом показывая, что их заработная плата ключевых сотрудников Сбербанка не позволяет им купить заветный свёрток, и ушли.
В следующий раз история разгорелась не на шутку. Я все ещё была девочкой на побегушках, заведующая аптекой совершенно не видела во мне ни продажника, ни продавца элитной косметики стоимостью от 8000, но уже медленно моей персоне делегировали все больше и больше обязательств, что не могло не радовать. Эти трое зашли, как обычно, в свой перерыв, набросились на крем стоимостью не более 100 рублей (вот не пойму, почему их особо возбуждали товары именно этой ценовой категории. Возможно, господин Греф выдаёт зарплату исключительно купюрами по 5000, а им неохота разменивать) и начинают нещадно мазать им руки. Моя начальница делает замечание, что это не пробник крема, а сам продукт, и если покупатель нарушил целостность упаковки, то он обязан купить товар. В ответ ее обозвали пучеглазой лягушкой, ещё парой непечатных фраз, а потом отказались платить и покинули аптеку.
Тут уже я не могла сдержаться.