Далее следует описание других монастырских построек, т. е. артель, которая по договору даже не именуется Афанасьевскою (должно быть, из осторожности, вне связи с бывшим Афанасьевским монастырем) арендует бывшую Афанасьевскую обитель у Земельного Управления. Вообще надо отметить, что Уземуправление, как новый хозяин обители с 1918 года, на протяжении целого десятилетия, как могло, оберегало Афанасьевскую общину от многих покушений со стороны Наробраза, Исполкома, представительных комиссий и т. д. Видимо, и заведующий Д. А. Кругляков с пониманием относился к артельщицам-монахиням, во всяком случае, обитель на три года оставили в покое. Способствовал этому и другой заведующий Мологским УЗУ Иван Петрович Бакушев, сменивший Круглякова на этом посту.
Обвиненные в уклонении «от участия в общественном строительстве», сестры обители, как могли, старались участвовать в новой советской жизни, выполнять все постановления.
Отец Павел рассказывал: «Как-то раз приходят, говорят нам: — Есть Постановление! Необходимо выбрать судебных заседателей из числа членов Афанасьевской трудовой артели.
От монастыря, значит.
— Хорошо, — соглашаемся мы. — А кого выбирать в заседатели?
— А кого хотите, того и выбирайте.
Выбрали меня, Груздева Павла Александровича. Надо еще кого-то. Кого? Ольгу-председательницу, у нее одной были башмаки на высоких каблуках. Без того в заседатели не ходи. Мне-то ладно, кроме подрясника и лаптей, ничего. Но как избранному заседателю купили рубаху хорошую, сумасшедшую рубаху с отложным воротником. Ой-й! зараза, и галстук! Неделю примеривал, как на суд завязать?
Словом, стал я судебным заседателем. Идем, город Молога, Народный суд. На суде объявляют: «Судебные заседатели Самойлова и Груздев, займите свои места». Первым вошел в зал заседания я, за мной Ольга. Батюшки! Родные мои, красным сукном стол покрыт, графин с водой… Я перекрестился. Ольга Самойлова меня в бок толкает и шепчет мне на ухо:
— Ты, зараза, хоть не крестися, ведь заседатель!
— Так ведь не бес, — ответил я ей.
Хорошо! Объявляют приговор, слушаю я, слушаю… Нет, не то! Погодите, погодите! Не помню, судили за что — украл он что-то, муки ли пуд или еще что? «Нет, — говорю, — слушай-ка, ты, парень — судья! Ведь пойми, его нужда заставила украсть-то. Может, дети у него голодные!»
Да во всю-то мощь говорю, без оглядки. Смотрят все на меня и тихо так стало…
Пишут отношение в монастырь: «Больше дураков в заседатели не присылайте». Меня, значит», — уточнил батюшка и засмеялся. Случай этот произошел уже незадолго до закрытия монастыря — году в 1928-м, Павлу Груздеву шел восемнадцатый год. Вернувшись на родину из Саратовской губернии, семья Груздевых долгое время бедствовала: «Тятя ночь караулил деревню— ночной сторож, день плел лапти, а мама ходила по деревням и продавала, этим кормились».
«Нищие и голодные, — вспоминал отец Павел, — а всё равно 3 марта 1921 года родился брат Алексей». Постепенно, многими трудами, дела Груздевых стали выправляться — летом 1921 года «хлеба намолотили, картошки накопали и сена накосили да ощо стог продали и в деревне Новоселки у Миши Клопика купили телушечку».
«Тятя напилил в лесу бревен, как вывезли — не помню, дали ободворину, стали строить свой дом. Тятя устроился по специальности в мясной магазин продавцом. На Покров 1926 года перешли в свою хату. За этот период народились и в детстве померли Борис 19 июля, а Вера 15 августа, в каком году — запамятовал». Сам Павел все время своего отрочества жил в монастыре, домой приходил на побывку, в родной деревне его дразнили «попом». Отец Александр Иванович, будучи очень верующим человеком, поддерживал сына, мать частенько ворчала — она смотрела на жизнь здравым крестьянским взглядом, раз уж пошли такие времена, что Церковь не в чести, чего уж лоб разбивать. Живи себе по труду, по совести — не обязательно ведь в монастыре. «Не ходи, Павло, в монахи, — уговаривала Александра Николаевна сына. — Я тебе гармонь куплю».
Дома Павлушу всегда ждали из монастыря. Мать, бывало, устанет, отец ей: «Ты бы приготовила чего-нибудь». «Вот придет кулинар из святой обители, он сделает». С детства любил о. Павел приготовить что-нибудь повкуснее своими руками, накормить всех. Недаром старухи в Верхне-Никульском рассказывают, как мама звала его «дрыбаник». Руками все делал, руками и подавал. Вот, иные говорят, что благодать была у него в руках — а благодать-то эта от природы, от любви к жизни, оттого, что не брезговал никаким трудом. «Все время говорил, что «я люблю навоз брать руками», — вспоминает его духовный сын.