Однако события могли развернуться так, что взрывной волной этой «бомбы» Крестинского разорвало бы к чертям и его врагов, и его самого, и страну.
В Конторе тогда не имели полной информации о планах Крестинского, но даже того, что было известно, оказалось достаточно, чтобы Директор произнес:
— У сумасшедших надо отбирать такие игрушки.
В эти полные неопределенности и страха дни жена Директора и еще двое людей Конторы вышли на след — они вычислили адрес квартиры, где нанятые Крестинским политсочинители изобретали план депортации чеченцев и прочие сопутствующие документы, в том числе репортажи о будущих зверствах российских войск. Этим людям и самим иногда становилось жутко от тех текстов, которые возникали на экранах их ноутбуков, но за стальными дверями и матовыми стеклами пентхауса реальная жизнь как-то терялась и исчезала, а вот гонорары были реальны и чертовски привлекательны.
Жена Директора лично отправилась на эту операцию, потому что ситуация вырисовывалась и слишком опасной, и слишком деликатной. В любой момент могли возникнуть многосторонние переговоры ради избежания тотального кризиса. По вычисленному адресу предполагалось найти всего лишь пяток высокооплачиваемых сочинителей, поэтому силовое прикрытие у жены Директора было минимальным. И его хватило, чтобы войти внутрь, положить на пол охрану и изолировать журналистов от компьютеров, где хранились материалы.
Все вроде было сделано верно и вовремя — и это была бы победа, если бы война велась с вменяемым человеком.
Но в полдень того же дня Антон Крестинский передумал. Он решил, что затевать подобную кашу изнутри, находясь в России, — это слишком опасно. Крестинский решил сначала выехать за границу, а уже оттуда взрывать свою «бомбу».
В половине первого он отдал приказ сворачивать обе операции. И провести тотальную зачистку.
В пентхаус к журналистам были отправлены десять спецназовцев, чтобы убрать сочинителей и их охрану, сжечь квартиру, уничтожить компьютеры и таким образом стереть с лица земли все следы проекта.
Спецназ МВД наткнулся не только на журналистов и их охрану. Боестолкновение продолжалось не больше десяти минут — четверо спецназовцев были убиты, остальные отошли, так и не выполнив поставленной задачи.
Охрана журналистов решила, что это пришли их спасать, и потому кинулась было на людей Конторы. Это было очень неверное решение. Оно стоило им жизни. Из семи журналистов двое погибло, один был тяжело ранен и позже умер в больнице. Остальные немедленно дали пресс-конференцию, где эмоционально и убедительно разоблачили Крестинского и рассказали, как были похищены и заперты в квартире; как их заставляли работать под страхом смерти...
Это было началом конца Крестинского. Вскоре он уже оказался за пределами России, и уже там, в своей южноамериканской резиденции, стал изобретать новые проекты, еще более глобальные. И более безумные.
Но жена Директора к этому времени уже была мертва.
6
— Видишь ли, — сказал Директор. — Наша организация не занимается местью. Тем более личной местью.
— Да, — согласился Бондарев.
— И когда ты ликвидировал Акмаля, это не было местью за Воробья. Мы убрали Акмаля, потому что он представлял угрозу для национальной безопасности.
— Да, — сказал Бондарев.
— Я знал имена всех шестерых спецназовцев еще тогда. Но я не мог приказать их убить, потому что Контора — это не моя частная лавочка. Здесь другие правила. Эти шестеро, в конце концов, просто исполняли приказ. Но с другой стороны... Это такая тяжесть — знать, кто стрелял, и оставить этих людей живыми. Быть может, кто-то бы и выдержал это, кто-то бы и смирился. И забыл. И простил. Но я не смог.
— Я бы, наверное, тоже, — сказал Бондарев.
— Мне нужен был повод. Просто повод. Чтобы эти люди попали в поле зрения Конторы. И они попадали. Теперь уже все шестеро попали. Шустров был последним, шестым.
— Понятно, — сказал Бондарев.
— Поэтому я приказал не брать его живым. Поэтому я вытащил тебя из президентского дворца. Поэтому ты действовал один и без поддержки — чтобы в Конторе не знали. Тебе я, по крайней мере, могу объяснить свои мотивы. И ты, наверное, сможешь их понять. А вот поймут ли меня на Чердаке...
— Я думаю, они бы поняли, — предположил Бондарев.
— Кто знает? Эти шестеро... Быть может, они были не такими уж плохими людьми. Не такими уж опасными, чтобы бросаться по их следу. Этот твой Шустров...
— Шустров? С Шустровым все было правильно. Он заслуживал то, что получил.
— Да? — Директор посмотрел на Бондарева снизу вверх. — Может, и так. Ведь при Крестинском в такие подразделения отбирали особых людей, с повышенной моральной гибкостью. Чтобы могли исполнить любой приказ. Подразделения потом расформировали, а люди-то остались... — Директор вздохнул. — Люди...
7
Бондарев стоял с «ремингтоном» в руке, глядя, как исчезает где-то там, внизу, тело Шустрова, чувствуя обычную в таких ситуациях усталость и опустошенность. Он выполнил свою миссию. И на некоторое время перестал осознавать смысл своих действий, прошлых и будущих.