Последний свидетель

К полудню Грета осталась в доме «Четырех ветров» совсем одна. Она закончила печатать и править речь, которую сэр Питер должен был произнести на партийной конференции на следующей неделе, и вышла в холл. Кругом стояла полная тишина, прерываемая разве что отдаленным шумом прибоя. И вот она поднялась наверх, в спальню леди Энн, и тихо затворила за собой дверь.

Грета стояла посреди комнаты, а затем, не отрывая глаз от высокого зеркала в резной раме, начала медленно раздеваться. Она проделывала это здесь вот уже в третий раз, и получала огромное удовольствие от процесса. Затем она выдвинула верхний ящик старинного комода и достала три или четыре пары шелкового белья леди Энн. Вынула из него также и саше с лавандой и вышивкой, сделанной хозяйкой дома, отложила в сторону. И начала примеривать белье, пару за парой, разглаживая складки тончайшего белого шелка на коже до тех пор, пока этот нежный материал не сливался с телом. А затем подошла к шкафам, где висели платья леди Энн.

Зеленые глаза ее засверкали, она ощупывала складки ткани, даже подносила их к носу, глубоко вдыхая аромат, и в этот миг ей казалось, что она держит в своих объятиях саму леди Энн. Вот она выложила пять отобранных платьев на широкую постель и начала неспешно примерять одно за другим. От возбуждения у нее напряглись соски, они проступили через тонкую ткань, а полузакрытые глаза приняли мечтательное, какое-то отсутствующее выражение. Грета была слишком поглощена своим занятием и не услышала, как внизу скрипнула и отворилась входная дверь. Не услышала она и шагов по лестнице, потому как в этот момент надевала через голову лимонное шелковое платье, отделанное кружевами. Она поняла, что не одна, только когда взглянула в зеркало полюбоваться собой. И увидела в нем не только свое отражение, но и застывшего на пороге спальни Томаса.

* * *

Одной из выдающихся способностей Греты в качестве личного секретаря являлось умение сохранять спокойствие при любых обстоятельствах.

— Знаешь, это выглядит почти неестественным, — буквально за неделю до этого говорил сэр Питер жене. Они лежали в той самой постели, на которую теперь Грета выложила платья. — Впечатление такое, будто все корабли и лодки швыряет ураганом в открытом море, а она вышла в своей лодочке, находится в самом эпицентре, но буря почему-то обходит ее стороной. Она одна на миллион, Энн. Других таких женщин просто не бывает. Уверен, любой член парламента от оппозиции был бы рад заполучить ее, причем за немалые деньги. Но она преданна, лояльна. Она не продается. Это еще одна из ее замечательных черт.

— Да, понимаю, — протянула леди Энн в ответ. — Это действительно неестественно. Должно быть, девушка очень упорно трудилась над собой, чтоб выработать все эти качества.

Даже теперь, застигнутая врасплох, Грета оставалась невозмутима. Лишь слегка повела плечами, как бы давая понять, что заметила присутствие мальчика. Томас же точно к полу прирос, и щеки его побагровели от смущения. Он не сводил глаз с зеркала, с отражения Греты, полных ее грудей, что виднелись в вырезе лимонного платья, которое она еще не успела застегнуть.

Грета перехватила взгляд Томаса, но и не подумала прикрыться.

— Смотришь на мои груди, Томас, вот значит как… — В голосе ее появились новые, какие-то мурлыкающие нотки, Томас не замечал их прежде.

— Нет, нет. Ничего я не смотрю.

— Ладно. Как скажешь. Значит, не смотришь, — рассмеялась Грета и запахнула вырез на груди. — Выходит, мне просто показалось.

— Вы надели мамино платье. То самое, про которое она говорила, что оно похоже на весенние нарциссы. И вы в ее комнате. Что это вы делаете у нее в комнате?

— Вот что, Томас. Присядь на минутку, пожалуйста. Хочу тебе кое-что объяснить.

Грета сняла два платья с постели и жестом пригласила Томаса присесть. Но он не двинулся с места.

— Вам нельзя находиться здесь. Это не ваша комната.

— Да, нельзя. Тут ты совершенно прав, Томас. Но постарайся понять, у меня нет таких красивых нарядов, какие носит твоя мама. Я не могу себе этого позволить, а она может. А потому не думаю, что причиню кому-то вред, если примерю одно-два платья, просто чтобы посмотреть, как я в них выгляжу. Ведь ничего страшного в этом нет, верно?

— Нет, неверно. Это платья мамы.

— Я и не спорю. И не собираюсь красть их у нее. Если б собиралась украсть, разве бы стала так долго примеривать?

— Маме это не понравится. И что вы зашли к ней в комнату — тоже. Я это точно знаю.

— Ладно, может, и не понравится, — ответила Грета. Она решила изменить тактику. — Возможно, она сильно расстроится, узнав об этом. И у нее снова начнется приступ этой ужасной мигрени. Ты ведь не хочешь, чтоб она страдала от мигрени, верно, Томас?

Мальчик не ответил. Вдруг нижняя губа у него задрожала, казалось, он того гляди расплачется. Грета решила закрепить успех.

— Так что, думаю, лучше не говорить ей ничего, правда, Томас? Ни к чему причинять людям боль. Это будет наш маленький секрет. От мамы. Только между нами, идет?..

Грета протянула руку к мальчику, отчего лимонно-желтое платье вновь распахнулось, обнажив груди.