Бабушка вспоминала, как была маленькой девочкой. Она любила играть в классики, прыгать по нарисованным на дорожке у дома квадратикам, а, когда наступало время обеда, из окна выглядывала и звала ее мама. Бабушка вспоминала свою маму, она видела, как шла с ней за руку в магазин, как мама, сев на корточки, наряжала ее в платье. Упавшие волосы закрывали маме глаза, девочка поправила их, и мама, улыбнувшись, обняла ее. Бабушка вспоминала, как она простудилась, а мама сидела у ее кровати, трогала ей лоб и поила лекарством. Как прижимала ее к себе, покачивала и говорила: «моя родная, моя любимая». Никто больше не любил ее так, как мама, и только мама могла бы сейчас любить ее, такую старую.
Бабушке очень хотелось поговорить с мамой, взять ее за руку. Но мамы уже давно не было на свете.
Расстроенный Ханнес, сдвинув брови, глядел на губы отца.
– Пап, это очень грустная сказка, – сказал он, когда Телль замолчал. – Твои сказки всегда были веселыми, и интересными.
– Даже самая одинокая, самая дряхлая бабушка когда-то была маленькой, – задумчиво продолжил Телль. – Она видела деревянные домики, которые тонули в снегу, а она шла мимо них из школы. Было уже темно, ее дорогу освещал свет окошек тех домиков. На улице был мороз, а в окнах стояли цветы. Девочка приходила домой и ждала маму.
– А где был ее папа? – вдруг спросил сын.
– Папа? – переспросил Телль. – Не было папы у девочки. Мама никогда о нем не рассказывала ей.
– Я не хочу такую сказку, – недовольный Ханнес отвернулся к стене, где висел старый гобелен с оленями.
Телль подошел к сыну, сел на край дивана и погладил Ханнеса по голове. Когда сын уснул, он лег на пол рядом.
В соседней комнате слушала мужа, думая о своих родителях, Фина. Она была еще маленькой, когда ездила с мамой к бабушке и тете Диане – сестре мамы. Фине с мамой пришлось полночи провести на вокзале в чужой стране, чтобы сесть на другой поезд, который шел в город к бабушке. Люди вокруг разговаривали на непонятном языке, и радио тоже говорило на нем. Фина их не понимала и боялась. Но не потому, что они казались ей страшными, а просто они были для нее слишком чужими. От усталости Фина чуть не плакала. Мама обняла ее и стала качать, тихо напевая. Фине хотелось спать, но она думала – а как же мама? Фина обхватила ручками ее шею, прижалась к маме и спросила: «мама, мы всегда будем вместе?»
– Да, доченька, – нежно отвечала мама.
А обратно на вокзале их встречал папа. Подхватив Фину, он стал щекотать ей личико небритой щекой.
– Папа, отпусти меня! – смеялась Фина.
Она тогда думала, что у каждого ребенка есть мама и папа. И еще Фина думала, что ее мама с папой были всегда взрослыми. А бабушка – всегда старенькой.
– Ты зачем сердце рвешь себе и нам своей сказкой? – сказала утром Фина мужу.
Телль взглянул на жену – ночью она плакала.
Выяснив, что врачи не подтвердили Ханнесу диагноз, Фина с Теллем решили никому не говорить про случившееся с их мальчиком. В детском саду Телль забрал документы, сказав, что отдаст сына в школу пораньше, и про часто болеющего Ханнеса там быстро забыли. Телль с Финой надеялись, что все обойдется, ведь Ханнес хорошо читал по губам, знал буквы, а со стороны вообще не отличался от обыкновенных детей.
Когда Ханнесу исполнилось семь, пришел вызов из школы.
– Надо отдать, – считал Телль.
– Как? – Фина не ожидала, что муж решит предложить такое. – Как он там сможет учиться? Ты сам подумай? Мы же его потеряем!
– Если мы его не отдадим, мы потеряем его раньше, – объяснил Телль. – Давай подождем год. Но в восемь нам придется отдать Ханнеса в школу.
Фина купила прописи, азбуку, карандаши, авторучки четырех цветов, тетрадки в клетку. Пока отец с матерью были на работе, Ханнес занимался сам. Поначалу рука не слушалась и быстро уставала выводить палочки, кружочки, крючки. Ханнес сопел, старался, и вскоре в прописи появились уже ровные, не вылезающие за образцы для обведения и строчки, знаки.
Фина узнала, какая форма будет в школе Ханнеса. Готовые пиджаки и брюки в магазине стоили дешевле, чем на пошив, но Фина сказала, что надо подбирать костюм под ребенка, а не ребенка под костюм. Она отправилась в ателье. Костюм, который там сшили для Ханнеса, получился удобный. Сыну в нем очень нравилось, однако в школе заявили, что это не форма ученика, форму надо брать только в магазине. Пришлось Теллю купить ее. Магазинная форма была некрасива, неудобна, но Ханнес видел, что другие дети тоже ходят в ней, и перестал жаловаться.
Привыкшему за два года жить дома, только рядом с родными людьми, ему было непросто оказаться среди чужих. На торжественном открытии учебного года, где собрались все ученики, учителя, родители, Ханнес чувствовал себя неуютно. Втянув голову в плечи, он молчал, с опаской озираясь по сторонам.